Война и завоевание Евразии

Махди Дарий Наземроая (Mahdi Darius Nazemroaya)

Нужда России и Китая в стратегическом иранском партнере является компонентом любой оборонной стратегии или жизнеспособной альтернативы против американских и европейских посягательств на их геополитические сферы интересов.

В 2009 году стремление россиян и китайцев иметь в Тегеране правительство, которое находилось бы с ними в союзнических отношениях, проявилось в период беспорядков, потрясших Иран после выборов. Москва, Пекин и многие другие столицы по всему миру смотрели сквозь пальцы, когда беспорядки и протесты вылились на иранские улицы.

«Зеленая волна» или «Зеленая революция» - это название беспорядков, устроенных частью оппозиции после иранских президентских выборов 2009 года. Движение получило свое название из-за выбранного кандидатом в президенты Мир-Хусейном Мусави цвета, который также является цветом иранского флага. Это событие могло стать геополитическим заговором против политической сущности Евразии. Оно могло превратиться в настоящую геополитическую угрозу интересам России и Китая. И наоборот, «зеленую волну» приветствовали в Америке, Британии, Франции, Германии, Израиле и других союзнических им странах.

Чтобы понять китайско-российскую заинтересованность в Иране, необходимо обсудить геополитические измерения «зеленой волны», а также то, как эти факторы связаны с Ираном в роли геостратегической оси и его стратегическими возможностями в роли политического игрока на международной сцене. Родственным измерением ситуации является связующее развитие объединенного порядка в Евразии, которое США и их союзники пытаются остановить. Иран жизненно важен для процесса евразийского объединения, которое включает в себя основной тройной альянс, состоящий из России, Китая и Ирана.

«Зеленая волна» и политические беспорядки, случившиеся в Иране, произошли из-за многих связанных между собой причин. У ее членов и организаторов была разная мотивация. Существуют разнообразные объяснения и точки зрения по поводу причин и мотиваций «зеленой волны». Все эти факторы являются частью более широкого осмысления отношений между внутренней иранской политикой и глобальной геополитикой.

Среди описаний «зеленой волны» как демократического сражения или борьбы за гражданские свободы прячется тот факт, что она также отражает междоусобицу между иранскими элитами. Этот момент очень важен. В сущности, именно об этой ключевой характеристике «зеленой волны» не следует забывать, обсуждая ее на геополитическом уровне.

Утилитарная геостратегия и подготовка к войне в Евразии

Легко не заметить влияние географических факторов в историческом, политическом, социальном и экономическом развитии.

Большинство ученых и аналитиков справедливо хотят избежать упрощающих заблуждений географического предопределения. Однако не следует не замечать роль географии в развитии человечества. Например, производство энергии привязано к физическим реалиям земли, и в прошлом люди, живущие на побережье, были ориентированы на море и рыболовство в большинстве, если не во всех, аспектов своей коллективной жизни, от экономического до социально-культурного. Справедливо и то, что действия людей нельзя связывать лишь с географией. Деятельность человека всегда играла роль в эволюционном развитии людей и их сообществ.

Что же касается предмета данной статьи, то он неразрывно связан с географической действительностью, которая слишком сильна, чтобы ее игнорировать. Стремление Периферии контролировать Евразию – это часть этого процесса. Это стремление, проталкивающееся в самый центр Евразии, имело, в разные периоды истории, разную форму. Периферия – это концептуальный термин, применяемый к США, Британии, ЕС, Японии, Австралии и их союзникам, которые, по сути, являются государствами, лежащими за пределами Евразии или на ее окраинах.

В данный момент также следует применить новый термин: утилитарная геостратегия. Утилитарная геостратегия, термин, введенный в этом документе, - это применение или проецирование утилитаризма или утилитарных ценностей к геополитике. Этот термин нов, но этот способ мышления – нет. Этот термин улавливает и дух, и основу современной геостратегии и придает им осязаемую форму. Сегодня именно утилитарная геостратегия с ее материалистической основой является догматом, стоящим за стремлением к войне на Ближнем Востоке и по всей Евразии.

Хэлфорд Дж. Мэкиндер (Halford J. Mackinder) также описывал эту действительность в терминах того, что он называл стратегической географией. Мэкиндер заявлял, что каждое организованное государство, которое он называл цивилизованной страной, было связано с землей, которую оно занимало, двумя способами: «Каков бы ни был взаимообмен, осуществляемый через торговлю, [страна], (1) в конечном итоге, зависит от бывших и существующих [продуктов, производимых на] ее территории и (2) [страна] должна быть готова защищать свою территорию от вторжения алчных соседей». Именно в подготовке к этому находятся страны Евразии, они готовятся защищать свои территории против вторжения во всех его формах, от военной оккупации до экономической колонизации.

Суть вопроса явным образом экономическая, и основана на утилитарных ценностях. Мэкиндер также понимал эту экономическую сущность. По этому поводу он писал: «Две группы идей можно приблизительно определить под обозначениями экономические и стратегические. Мы можем описать экономическую географию, как связанную с производством и распределением товаров, а стратегическую географию, как имеющую дело с более крупными топографическими условиями нападения и защиты. Но проблемы, которые они решают, тесно связаны, так как оборона – это, по сути, защита средств экономического существования…»

Евразия – это крупнейшее пространство земли, у нее самое длинное побережье, самое большое население, колоссальное природное богатство (от энергоресурсов до полезных ископаемых), крупнейшая рабочая сила и крупнейшая доля мировой экономической деятельности.

Если бы государства Евразии объединились и стали бы одним игроком, равных бы им не было во всех отношениях. Предотвращение евразийского объединения являлось и является одной из основных целей США и их союзников. В первую очередь эта политика, практикуемая США, направлена против четырех евразийских государств: России, Китая, Индии и Ирана, а также против всего постсоветского пространства.

С одной стороны мы имеем дело со структурой геополитических и геостратегических маневров со стороны США и их союзников, а с другой – с контрманеврами России, Китая и Ирана. Кроме того, здесь же обсуждение касается и евразийского альянса. Индия умудрилась избежать нахождения на геополитической линии огня и держится на расстоянии от евразийского альянса или соглашения. Россия, Иран и Китай – остальные упомянутые здесь три евразийских государства – на практике сформировали реальный союз с помощью всевозможных официальных и неофициальных соглашений, пониманий, связей и организаций.

Чем Иран отличается от России и Китая?

Хотя он очень влиятелен, Иран не настолько большая держава или страна, как Китай, Россия и Индия. Кроме того, Иран не настолько силен, как эти другие евразийские государства, но его роль в этом евразийском уравнении очень значительна.

Более того, Иран характеризует его «геополитическая гибкость», которой нет у других больших евразийских государств. Почти все страны в какой-то мере являются геостратегическими осями, но уровень важности этих осей отличается. Иран – это серьезная геостратегическая ось, что просто означает, что все геополитические игроки должны подгонять свои стратегии, поведение и политику под поведение Ирана. Другими словами, поведение Тегерана способно изменить ход мировой игры.

Иран также отличается еще одним важным атрибутом. В отличие от Пекина и Москвы, Тегеран, по сути, может заключить долгосрочную сделку с США и их союзниками. Любое соглашение, заключенное США и их союзниками с русскими и китайцами, может быть лишь краткосрочным. В долгосрочной перспективе Китай и Россия являются главными мишенями американских посягательств в Евразии. На кону стоит выживание России и Китая в качестве независимых национальных государств.

И Москва, и Пекин являются важными экономическими соперниками и угрозой гегемонии США. Из-за географии, огромное влияние, ресурсы, рынки и территории России и Китая являются идеальной наградой для США и их союзников. Индия также в долгосрочной перспективе подвергается реальному риску. Для Америки уничтожение всех соперников и потенциальных соперников является частью этой политики.

В соответствии с утилитарной геостратегией, которую используют США и их союзники, Вашингтон может позволить себе достичь с Ираном компромисса или заключить с ним сделку, вобрав под себя Тегеран – но в отношении Пекина и Москвы это невозможно. Однако следует оговорить это высказывание еще больше: США могли бы позволить себе достичь с Тегераном компромисса или заключить с ним сделку, если бы иранцы не были реальной угрозой контролю и интересам США на Ближнем Востоке, которые также представляет и Израиль. В конце 1990-х Збигнев Бжезинский предупредил, что «не в интересах Америки навсегда сохранять американско-иранскую враждебность». Бжезинский предупреждал, что Америке не следует восстанавливать против себя Иран до той степени, что Тегеран вступит в союз с Россией и Китаем.

Эта готовность США иметь дело с Ираном связана, в первую очередь, с географическим масштабом или размером Ирана, который гораздо меньше, чем у России или Китая. Иран может существовать, имея доступ к меньше доле мировых запасов и влияния, из-за меньшего размера и населения, но ни Россия, ни, особенно, Китай не смогут существовать так в долгосрочной перспективе. По этому поводу Бжезинский говорит:
 
«Любое потенциальное примирение [между Америкой и Ираном] должно основываться на осознании взаимного стратегического интереса в стабилизации того, что, на данный момент, является для Ирана очень взрывоопасной региональной обстановкой».

Под этим Бжезинский имеет в виду, что США и Ирану следует сотрудничать и совместно контролировать происходящее в ближайшем окружении Ирана, куда входят Ближний Восток, Центральная Азия и, возможно, Кавказ. Он также уточнил свои слова: «Как признано, любое подобное примирение [между Америкой и Ираном] должно стать результатом действий обеих сторон и не должно быть [любезностью], оказанной одной стороной другой». Бжезинский имеет в виду, что с Ираном следует договариваться и торговаться, и что следует добиться понимания между элитами и Ирана, и Америки.

Эта геостратегическая позиция ставит Иран в уникальное положение, позволяющее ему отдалиться от России и Китая и прийти с США и их союзниками к договоренности, подобной той, что была достигнута Ливией. Сделка с Ливией, по сути, была такова: Ливия находилась на прицеле англо-американского марша до 2003 года, но после того, как пал Багдад, Триполи уступил США и ЕС.

Триполи также был в курсе того, что планировали американские и британские лидеры; тайные переговоры с Белым домом начались в 2001 году. С тех пор Ливия заключила крупные энергетические сделки с США и их союзниками, а ее лидер, полковник Каддафи, был вновь радушно принят международным сообществом. Это стало частью стратегического курса, в прошлом рекомендованного Бжезинским в отношении Ливии, Ирака и Ирана.

Тегеран могут использовать, чтобы дестабилизировать и балканизировать Россию и Китай

Иран также может серьезно дестабилизировать Россию и Китай через поддержку в этих странах сепаратистских движений, имеющих с Ираном этно-культурные связи. Бжезинский пишет: «Сильный, даже религиозно мотивированный, но не фанатично антизападный Иран – в интересах США, и, в конечном итоге, даже политическая элита Ирана может осознать эту действительность». Вероятно, он имеет в виду, что если между Ираном и Америкой наладилось бы сотрудничество, обе страны смогли бы работать вместе, чтобы разделить между собой республики бывшего СССР, и что связи Ирана с исламом могли бы использоваться для контроля над Средней Азией и Кавказом и для противодействия российскому и китайскому влиянию в обоих регионах. Другими словами, Иран можно эффективно использовать для противодействия российским и китайским интересам в этих регионах на благо Америки.

Что касается понимания «зеленой волны», ключом к разгадке является то, что Бжезинский говорит об иранских политических элитах и их осознании «действительности». Он ссылается на две вещи. Первая, это геополитическая гибкость Ирана, которая уже была объяснена, и второе, это лагерь прагматиков в Иране (о котором мы поговорим чуть позже), который хочет сотрудничества с Америкой в рамках мирового порядка, включающего в себя Иран.
 
Что касается кооптирования Ирана, Бжезинский также пишет: «Долгосрочным американским интересам в Евразии пойдет на пользу, если США откажутся от существующих возражений по поводу более тесного турецко-иранского сотрудничества, особенно в сфере строительства новых трубопроводов и других связующих звеньев между Ираном, Азербайджаном и Туркменистаном».

В этом высказывании содержится намек на укрепление Ирана против российского контроля над евразийскими энергетическими маршрутами и американскую поддержку трубопровода Nabucco и схожих с ним маршрутов доставки энергоресурсов. Кроме того, вполне может быть, что продолжающаяся интеграция иранской и сирийской экономик поможет ввести Иран и Сирию в систему глобальной экономики и сделать их более подверженными контролю со стороны Америки и ЕС. Другими словами, в конечном результате и Иран, и Сирия могут обнаружить, что по неосмотрительности превратились в часть глобальной американо-европейской системы.

Таким образом, эта ситуация, в основе которой лежит утилитарная геостратегия, ведет к парадоксу. В долгосрочной перспективе США и их союзники могут вести переговоры с иранцами, но для того, чтобы предотвратить сплочение Евразии и помешать России и Китаю должным образом подготовиться или бросить вызов гегемонии США в краткосрочной перспективе, вести переговоры с Тегераном они не могут. Именно поэтому иранский ядерный вопрос, основанный на том, что США, ЕС и Израиль изображают как конечное окно возможностей, является главным основанием для переговоров. Естественно, если США требуется краткосрочный результат, никакого долгосрочного решения или понимания между США и Ираном быть не может.

Используя Турцию, чтобы оторвать Иран от евразийцев?

Связи между Анкарой и Тегераном крепнут. Страны ведут переговоры об общем рынке и региональном соглашении о свободной торговле на Ближнем Востоке. Уже был подписан ряд соглашений о свободной торговле с участием Ливана, Сирии, Турции, Иордана, Ирака и Ирана. Турецкое правительство также давит на Ливию, с целью заставить ее подписать подобное соглашение с Анкарой.

Дружественные отношения, построенные Анкарой с Ираном и Сирией, могут быть использованы, чтобы (1) объяснить то, что похоже на сдвиг во внешней политике Турции, и (2) публичное похолодание в отношениях между Израилем и Турцией. Однако, они могут быть и частью (3) стратегии США втянуть Иран и Сирию в свою орбиту, подальше от российских и китайских союзников Ирана. Развитие так называемой оси Иран-Сирия-Турция должно проходить с оглядкой, так как все может закончиться чем-то сильно отличающимся от создания настоящего регионального альянса и блока.

Неоконсерваторы у руля американской внешней политики: великий промах и Иран

Почему Иран не идет на уступки? Для этого может быть несколько причин, включая иранские расчеты на то, что США и их союзники уступят растущей силе России, Китая и Ирана, если Тегеран останется в евразийском согласии с Москвой и Пекином. Еще одна причина может лежать в промахе, допущенном неоконсерваторами, заправляющими американской внешней политикой. Иранцы не станут доверять США и их союзникам из-за стратегического промаха, допущенного Джорджем Бушем-младшим и его администрацией, которые передали основной контроль над внешней политикой неоконсерваторам.

Хотя Збигнева Бжезинского характеризуют, как американского реалиста во внешней политике, про неоконсерваторов этого сказать нельзя. И реалисты, и неоконсерваторы стремятся к одним и тем же экономическим целям, но выбирают для этого различные пути.

Неоконсерваторы используют идеологию для изображения действительности. Более того, реалисты считают, что не следует использовать войны для продвижения интересов США, если только в этом нет крайней необходимости, в то время как неоконсерваторы считают, что следует активно использовать вооруженные силы для формирования глобальной среды. Реалисты во внешней политике – это прагматики и оппортунисты, в то время как неоконсерваторы неумолимы в своем подходе к политике, изображая международные отношения в черном и белом цвете.

Пока в Овальном кабинете заседал Джордж Буш-младший, неоконсерваторы наслаждались огромным влиянием в Пентагоне и вопросах внешней политики. Именно при неоконсерваторах администрация Буша-младшего отвернулась от Тегерана после того, как иранское правительство помогло Америке и Британии в контролируемом талибами Афганистане и попыталось прийти к мировому соглашению с помощью правительства Швейцарии. Возможно опьяненный гордыней от побед в видимо легких войнах в Афганистане и Ираке и от капитуляции Ливии, Белый дом Буша-младшего решил, что может надавить и подчинить себе Иран. Именно в этот момент высокопоставленные чиновники администрации Буша с энтузиазмом заявляли «В Багдад может отправиться любой! Настоящие мужики отправляются в Тегеран!»
 
Иран уже был последним государством в списке стран, которые следовало подчинить, и который также включал в себя Ирак, Ливию, Судан, Сомали, Ливан и Сирию. С 2001 года тем или иным способом США напрямую или косвенно напали или подчинили себе каждую из этих стран. Более того, именно в этот период США попытались обвинить Сирию в обладании оружием массового уничтожения, как они уже проделали это с Ираком, и разговор даже шел о вторжении в страну. Израиль также попытался спровоцировать войну с Сирией, что Дамаск назвал частью маневров по созданию предлога для американского и британского вторжения в Сирию.

Независимо от причин, по которым администрация Буша-младшего решила не иметь дел с Ираном, это оказалось крупной геостратегической ошибкой для Соединенных Штатов. Отказ от сделки с Ираном стал масштабным промахом, который еще вполне может стоить американским элитам их цели господства над Евразией. Этот американский промах еще больше подтолкнул Тегеран в объятия России и Китая.

Прагматичный Иран: джокер в евразийской колоде?

Иран – это региональная держава, которая может бросить вызов США, России и Китаю по вопросу гегемонии в Центральной Азии, на Кавказе и Ближнем Востоке.

В 1993 году Бжезинский сказал, что «Иран явным образом стремится к региональной гегемонии и готов переждать Соединенные Штаты». Он добавляет: «У Ирана имперские традиции, и он обладает как религиозной, так и националистической мотивацией оспаривать и американское, и российское присутствие в регионе. Поступая подобным образом, он может рассчитывать на религиозную симпатию своих [соседей]. Когда против чужой гегемонии в регионе выступают и религия, и национализм, существующее господство Америки на Ближнем Востоке построено, буквально говоря, на песке».
 
Хотя Китай и Россия позволили Совету Безопасности ООН ввести против Ирана новый раунд санкций, обе страны поступили подобным образом, чтобы оставить Иран в своем лагере. Москва и Пекин подчинились санкциям ООН, чтобы удержать независимого союзника и потенциального соперника Иран на своем месте. Их поддержка санкций ООН ограничена и распространяется лишь на то, что отвечает их стратегическим интересам. Именно поэтому обе страны выступили против односторонних санкций против Ирана и противятся санкциям США и ЕС.

И Китай, и Россия прекрасно понимают, что США предпочли бы кооптировать Иран в свой амбициозный план для Евразии в роли сателлита или партнера, а не рисковать настоящей войной. Цель российско-китайских устремлений состоит в том, чтобы предотвратить любое сближение между Вашингтоном и Тегераном. В этом отношении США гораздо проще удовлетворить нужды Ирана, чем нужды Китая и России.

Одной из причин, по которой Пекин и Москва поддержали ограниченные санкции ООН, является желание сохранить безопасное расстояние между США и Ираном. По мере того, как Иран вынужден отходить от так называемого западного мира, он все больше интегрируется с Россией и Китаем. Экономические санкции ООН также заставляют Иран отходить от связей с ЕС и двигаться в сторону России, Китая, бывших республик СССР, Боливарианского блока и стран Азии. Этот сдвиг привел к замене таких членов ЕС, как Италия и Германия, такими странами, как Китай, в роли основных торговых партнеров Тегерана.

По информации Европейской Комиссии, в 2004 году товарообмен со странами ЕС составлял 35.1 процента общего объема торговли. Согласно тем же данным, в 2004 году Иран находился на 24-м месте среди всех торговых партнеров Евросоюза и был одним из шести крупнейших поставщиков энергоресурсов для стран континента. По мере того, как объем торговли между ЕС и Ираном начал снижаться, объем торговли с Азией вырос. Россия и Китай заполняют торговые пустоты и тем все больше фиксируют Иран в рамках своего евразийского лагеря. Говоря проще, Москва и Пекин лишают Иран гибкости, которая позволила бы ему покинуть орбиту их евразийского союза.

В том, что касается нейтрализации иранского соперничества, один из раундов санкций ООН был также направлен против иранского ВПК и экспорта вооружений. Это является способом устранить конкуренцию со стороны Ирана, чей военно-промышленный комплекс растет и развивается и производит широкий ассортимент военной техники, от танков до военных самолетов и ракет. До введения санкций ООН Иран также экспортировал оружие с государства, входящие в НАТО.
 
Переориентация коммерческих и международных отношений Тегерана играет на руку России и Китаю. По мере того, как немецкие банки вроде Commerzbank AG, Dresdner Bank AG и Deutsche Bank AG разрывают свои связи с Ираном, финансовый вакуум заполняется азиатскими банками и инвесторами. Банковский сектор Ирана серьезно сотрудничает с банками Венесуэлы, Сирии, Белоруссии и других бывших советских республик.

Отход Ирана от ЕС и разворот в сторону азиатских стран и государств, не входящих в ЕС, также был внешнеполитической целью администрации Махмуда Ахмадинежада. Эта новая внешняя политика была названа в Иране «взгляд на Восток». Этот сдвиг нашел свое отражение в гравитации Ирана в сторону ШОС, СНГ, Ассоциации регионального сотрудничества Южной Азии (СААРК) и Евразийского экономического сообщества (ЕвроАзЭС).
 
Различия между иранско-российскими и китайско-иранскими двусторонними отношениями
 
Пекин является самым важным игроком в тройственном союзе Евразии. Между иранскими и китайскими интересами меньше конфликтов, чем между интересами Москвы и Тегерана. В целом, и Тегеран, и Москва отдают больший приоритет своим связям с Китаем, чем друг с другом.

И Россия, и Иран являются экспортерами энергоресурсов, в то время как Китай их импортирует. Русские и иранцы также заинтересованы в контроле над одними и теми же рынками. Обе страны крайне заинтересованы в Южном Кавказе и в контроле над энергетическими коридорами вокруг Каспийского моря. По этой причине Кремль хочет, чтобы Иран был достаточно силен, чтобы бросать вызов и противостоять Америке и ее союзникам, но недостаточно силен, чтобы оспаривать влияние Москвы в республиках бывшего Советского Союза. Это также может объяснить, почему Москва заставляла Тегеран обогащать уран через Россию или на российской территории, а также напряженность между Тегераном и Москвой при президенте Медведеве.
 
Китайская Народная Республика кровно заинтересована в сильном Иране, хотя и в таком, который недружелюбно относится к Америке. Китайско-иранские двусторонние отношения взаимовыгодны. Китайские стратеги видят в Иране один из четырех повторно возникающих центров глобального влияния – другими тремя являются Россия, Китай и Индия. Бразилия – это возникающий (а не повторно возникающий) центр влияния. 9 апреля 2008 года, во время визита в Тегеран, заместитель министра иностранных дел Китая Чжай Цзюнь (Zhai Jun) заявил во время встречи с иранскими чиновниками, что рост влияния Ирана на Ближнем Востоке и по всему миру – в интересах Пекина.

Крепость Евразия уязвима без Ирана: Москве и Пекину нужен Тегеран

Пекин и Москва прекрасно понимают последствия крупной войны под руководством Америки против Ирана и его союзников на Ближнем Востоке. Русские понимают, что если Иран падет, Россия окажется следующей на линии огня США и НАТО.

Для описания Ирана лучше всего использовать слово, использованное немецким географом и ученым Георгом Стадмюллером (Georg Stadtmüller) в отношении Албании, которую он назвал “Durchgangsland” (государство-ворота). Иран – это вход в страны бывшего Советского Союза и уязвимые места России.

Если бы Иран поменял свою орбиту, Москва оказалась бы в опасности. Россия бы потеряла важного союзника, а США получили бы крупный выход к Каспийскому морю, Кавказу и Центральной Азии. Дверь в «ближнее зарубежье» России была бы широко открыта через Иран. Иран также является самым дешевым и наиболее идеальным маршрутом для экспорта нефти и газ из этих регионов.

Российский ВПК также был бы ослаблен, так как привлекательный рынок для его продукции был бы закрыт, если бы Иран перешел на англо-американскую и франко-германскую орбиту. Также были бы разбиты вдребезги российские планы, в партнерстве с Ираном, создать влиятельный газовый картель по образцу ОПЕК, в который также входили бы Туркменистан, Венесуэла, Боливия и Алжир. С другой стороны, Китай понимает, что его энергетическая безопасность также оказалось бы под угрозой, и что китайская экономика оказалась бы в заложниках у приказаний из-за рубежа.

Благодаря всем этим факторам, между Москвой, Пекином и Тегераном был осторожно выработано тактическое и стратегическое понимание. То, что выросло из необходимости, превратилось в тройственный евразийский союз. Поэтому крупный удар по Ирану станет также ударом по России и Китаю.

«Зеленая волна» и ее связи с глобальной геополитикой

Итак, принимая во внимание все эти факторы в иранском уравнении, какой же эффект они оказывают на «зеленую волну»? В Иране сталкиваются национализм, геополитические размышления, капитал и требования гражданских свобод; столкновения, произошедшие после президентских выборов 12 июля 2009 года, стали результатом этой динамики.

Геополитика конфронтации между Евразией и Периферией стала очевидна на улицах Тегерана и других крупных иранских городов, таких, как Тебриз и Шираз, в скандировании «зеленой волны». Они не только выступали против повторного избрания Махмуда Ахмадинежада и обвиняли его сторонников в фальсификации результатов голосования, но также выступали и против России с Китаем.

Они скандировали «Долой Россию и Китай!» и «Нет Ливану и нет Газе!» Уличные выступления иранской оппозиции указывают на взаимосвязь между региональным полем действий на Ближнем Востоке (Ливан и Палестинские территории) и более широкой ареной Евразии, включающей в себя Россию, Китай, США и НАТО.

Президент России Дмитрий Медведев и президент Китая Ху Цзиньтао поздравили Махмуда Ахмадинежада с переизбранием в Екатеринбурге, во время заседания ШОС, прошедшего 16 июля 2009 года. Президент Ахмадинежад прибыл в Россию сразу после иранских выборов. Пекин, Москва и вся ШОС выступили с политической поддержкой Ахмадинежада. Тот факт, что Ахмадинежада тепло приняли на саммите ШОС в Екатеринбурге, даже если и в роли наблюдателя, показывает, что русские и китайцы склонны руководствоваться в Иране доктриной Примакова.

Внутренние противоречия иранской элиты

Хотя в Иране и наблюдались условия для политического инакомыслия, именно влиятельные политические фигуры помогли выпустить их наружу после переизбрания Ахмабинежада. Частично события, давшие старт беспорядкам в Иране, стали результатом внутренних разногласий среди правящего класса страны. Один из кандидатов в президенты Мехди Карруби (Mehdi Karroubi) намекнул во время предвыборных дебатов, что за выборам последует борьба.

Эти разногласия связаны с «гибкостью» Ирана в геополитической шахматной партии за Евразию. Тот факт, что Иран может вести переговоры с США в краткосрочной перспективе, влияет на его внутренние противоречия. Прагматичная природа некоторых групп иранской элиты также является частью этих внутренних противоречий.

В кулуарах Тегерана свою роль сыграли такие вопросы как государственный контроль цен, регулирование промышленного производство, отмена регулирования иранского финансового и банковского сектора и приватизация. Большие доли государственной инфраструктуры и активов были проданы и приватизированы. Годами иранские граждане наслаждались государственными субсидиями, которые помогали сохранять цены на продовольствие, топливо, электроэнергию и другие товары первой необходимости гораздо ниже международного уровня. Однако постепенно иранское правительство отменяет эти государственные субсидии.

В политике случаются странные союзники. В структуре событий, приведших к подъему «зеленой волны», было и противостояние внутри иранской элиты, между одной стороной, желавшей сохранить действующую стратегию, и другой, сформированной альянсом между иранскими деловыми кругами и правозащитными организациями. В этом лагере иранского капитала и гражданских свобод капитал спрятался за свободами. Некоторых может удивить этот союз между иранским капиталом и группами, требующими больших гражданских свобод, но это нельзя назвать ни исторической, ни политической аномалией. Многие движения и революции проводились посредством именно таких альянсов.

В работе Алексиса де Токвиля (Alexis de Tocqueville) Французская революция обозначена как революция капиталистическая. Целью Французской революции было не уничтожить государство или организованную религию, а провести экономические преобразования, в особенности убрать ограничения на частную собственность. В 1789 году это было недвусмысленно заявлено в Статье 17 Декларации прав человека и гражданина: «Так как собственность есть право неприкосновенное и священное, никто не может быть лишен ее иначе, как в случае установленной законом явной общественной необходимости и при условии справедливого и предварительного возмещения».

В стремлении убрать экономические ограничения французский капитал (деловые круги) объединился с призывом к большим индивидуальным свободам и идеями французского Просвещения. При новом политическом порядке Французской революции буржуазия третьего сословия отменила государственный контроль над ценами, объявила вне закона гильдии (предшественницы профсоюзов), отменила ограничения на производство, регулирование финансового и банковского сектора, а также феодальные права крестьян, и, наконец, конфисковала и продала государственные и церковные земли как частную собственность. Революционную Францию захлестнула волна приватизации. Тот же сценарий повторился и в ходе Французской революции 1848 года, когда был создан альянс между рабочим классом и мелкими предпринимателями. Этот исторический сценарий во многом уместен и для понимания ситуации в современном Иране.
 
На другой стороне этого водораздела находится политический лагерь Ахмадинежада и его политических союзников, среди которых и ярые революционные идеологи и иранские деловые круги. Они хотят, чтобы Иран либо прочно укоренился в евразийском альянсе, сформированном с Россией и Китаем, либо стал бы частью нового регионального порядка на Ближнем Востоке. Военное руководство Ирана, как в регулярных вооруженных силах, так и среди Стражей Иранской революции, также поддерживает эту позицию. С другой стороны, Али Акбак Хашеми-Рафсанджани (Ali Akbak Hashemi Rafsanjani), его союзники и многие представители деловых элит Ирана хотят для страны гораздо более прагматичного или приспособленческого курса, схожего с тем, что проводит Индия. Эта группа, в которую входит Рафсанджани, также не хочет, чтобы закрылось окно возможностей для переговоров с США и ЕС.

Рафсанджани – очень богатый человек, бывший президент Ирана и влиятельный политик. Он является председателем и Совета целесообразности, и Совета экспертов. Он олицетворяет иранский капитализм и интересы иранских экономических элит. Среди его союзников – Мохаммед Хатами (Mohammed Khatami), бывший президентом Ирана с 1997 по 2005 год. Рафсанджани и его союзники хотят, чтобы экономика Ирана была полностью интегрирована в мировую экономику. Этот лагерь также готов действовать против российских и китайских интересов, если это принесет им преимущества. Хотя приватизация отраслей промышленности и государственных активов продолжилась в ходе второго президентского срока Махмуда Ахмадинежеда, изначальный старт был дан ей Рафсанджани, Хатами и их союзниками во время пребывания Хатами на президентском посту.

Сторонники гражданских свобод также оказались втянуты в это противостояние, и даже исполняют роль пешек в этой игре. Эти люди стеклись под знамена Мир-Хосейна Мусави, бывшего последним премьер-министром Ирана до того, как это ведомство было поглощено ведомством иранского президента. Рафсанджани и Хатами также поддержали Мусави. Увеличение гражданских свобод или результаты выборов могут быть важны для многих демонстрантов, но для большинства правящих элит на кону стоит нечто совершенно другое.

Противостояние иранских политических элит привело к политическому экстазу в Тегеране. Обе стороны публично обвиняют друг друга в коррупции. Примечательным примером этого стали президентские дебаты на иранском государственном телевидении, в ходе которых Ахмадинежад обвинил Рафсанджани и его семью в государственной измене и коррупции. Центральный банк страны также оказался в центре конфликта: оппозиция утверждала, что Центральный банк в частности и банковский сектор вообще не должны быть субъектом политического контроля. 

Куда направлены угрозы войны: на Ближний Восток или в самое сердце Евразии?

Реалисты американской внешней политики и иранские прагматики изо всех сил работали, чтобы навести мосты между США и Ираном и добиться сделки между Вашингтоном и Тегераном. Однако, и у США, и у Ирана есть союзники, противостоящие этим планам. Хотя Тель-Авив и обслуживает интересы США на Ближнем Востоке, американо-иранское сближение противоречит интересам Израиля, и именно поэтому группы, лоббирующие израильские интересы, столь враждебно реагируют на подобные шаги. Некоторые арабские правители также опасаются, что американо-иранское сближение приведет к тому, что США не станут мешать Ирану лишать их власти. Из-за своих собственных интересов Москва и Пекин также будут выступать против стратегического партнерства между США и Ираном.
 
Американская геостратегия в Евразии покоится на слабом основании, и американские элиты слишком много вложили в эту стратегию, чтобы просто позволить ей развалиться. Именно поэтому ситуация становится все более угрожающей. Доведенные до отчаяния люди могут предпринять отчаянные, поспешные и очень опрометчивые меры.

Белый дом и Даунинг-стрит,10 (резиденция британского премьер-министра – прим. перев.) тщательно разработали и подготовили несколько одновременных предлогов для войны против Ирана и его региональных союзников на Ближнем Востоке. Это является частью тщательно продуманного разоблачения для крупного регионального конфликта на Ближнем Востоке, который поглотит территорию, простирающуюся от восточного побережья Средиземного моря до гор и долин Афганистана.

Решение Вашингтона отнести Стражей Революции к террористическим организациям – это часть процесса подготовки предлогов и оправданий для войны и военных преступлений. Это не только часть стилизованного подхода к демонизации так называемых врагов «глобальной войны с террором». Действие Женевской конвенции и законов военного времени будет приостановлено в отношении будущей войны с участием Стражей Иранской революции. Это также даст предлог для руководимого США нападения на Иран на основании ведения «глобальной войны с террором». Навесив этот ярлык, правительство США начало делать в рамках своей кампании дезинформации против Тегерана, что Иран дает убежище террористической организации. Частью этого процесса также является кампания, призванная финансово изолировать Иран, а также наложение на страну санкций.

У Ирана оборонительная по своей природе военная доктрина, но это не означает, что страна неспособна нанести ответный удар. Военная мощь Ирана значительна. Действия Ирана могут нанести значительные потери США и их союзникам. У Тегерана есть возможность отражать атаки США, если только речь не пойдет о массированном ядерном ударе. Во время парламентской избирательной кампании 2008 года, один из ключевых иранских политиков Али Лариджани (Ali Larijani) заявил, что нападение США на Иран, которое он считал делом далекого будущего, станет для США не только неоправданным риском, но и поспособствует крупному американскому поражению на Ближнем Востоке. Это также положит конец статусу США, как глобальной державы. Премьер-министр Сирии Аль-Утри (Al-Utri) также намекнул, что нападение Израиля на Иран ослабит его статус значительной силы на Ближнем Востоке и положит конец сионистскому проекту.

Иран и его союзники отмели в сторону то, что они называют шумихой и психологической войной по поводу неминуемой угрозы американского нападения, заявив, что США не способны провести подобное нападение. Однако Тегеран не исключает возможности операций, направленных на дестабилизацию Ирана, или же американское или израильское нападение, особенно на Сирию и Ливан. В течение всего 2010 года официальные представители Тегерана также предупреждали, что ожидают нападений на своих арабских союзников.

Что из этого марша войны является частью дымовой завесы или тактики устрашения, а что реально? В отношении международных отношений все очень туманно, но нельзя отрицать, что по всей Евразии идут приготовления к войне. Американский противоракетный щит подтверждает это. Более того, иранцы и их союзники уверены в том, что нападения на Иран не будет. Есть и знаки, которые можно истолковать как движение в сторону разрядки: обсуждение ситуации в Ираке между США и Ираном, турецко-иранское сотрудничество, шаги, предпринимаемые ЕС и США, в сторону Сирии, улучшение отношений между Сирией и руководимой Харири Коалицией 14 марта в Ливане, а также открытое признание со стороны США, что Иран является важным игроком в процессе стабилизации Афганистана. Однако все эти шаги могут быть использованы вкупе с политикой США, чтобы содействовать целям США и их союзников по установлению контроля над Евразией. Время покажет.

Опубліковано на сайті: 2010-11-13