Тенденции развития региональной политики Италии

Барабанов Олег Николаевич – заведующий кафедрой политики и функционирования ЕС и Совета Европы Европейского учебного института (ЕУИ) МГИМО(У) МИД России, профессор, доктор политических наук.

 Проблема вооруженного сепаратизма перед современной Италией не стоит. Но в 1990-2000-х годах страна столкнулась с принципиально иным вызовом своему единству и территориальной целостности. Он был связан с внутренней неоднородностью итальянской нации и серьезными субнациональными противоречиями, которые ярко проявились в деятельности «Лиги Севера». Масштабная конституционная реформа 2001 года придала устройству Второй республики практически федеративные черты, предоставив отдельным итальянским регионам гораздо более широкие полномочия, в том числе в сфере внешней политики.

В связи с достаточно поздним (в сравнительной европейской ретроспективе) процессом на­ционального объединения Италии, концепт нации-государства имеет применительно к этой стране свою специфику. С одной стороны, общеи­тальянская национальная идея как движущая сила построения единого государства является достаточ­но «свежей», и потому более действенной. С другой стороны, благодаря этой исторической «молодости» итальянского единства можно утверждать, что кон­цепт нации-государства в ряде аспектов недостаточ­но утвердился в общественном мнении и не вошел «в плоть и кровь» политической системы страны. На эту историческую недолговечность существования нации-государства в Италии как на сохраняющий свою актуальность фактор обращают внимание и современные итальянские политики и эксперты [1]. Это было вызвано еще и тем, что ощутимое влияние на итальянскую политику оказала и имперская идея (в период правления Бенито Муссолини), которая в силу своего универсализма с определенной точки зрения противоречила идее нации-государства.

Все это привело к тому, что тема сохранения государственного единства, а также усиления внеш­неполитической самостоятельности внутригосудар­ственных регионов Италии получила в 1990-2000-х гг. достаточную остроту. С одной стороны, современ­ной Италии удалось избежать появления активных конфликтно настроенных движений национальных меньшинств. Поэтому реальной угрозы территори­альной целостности и безопасности государства, ко­торую представляют национальные сепаратистские силы в ряде других стран (движения определенных групп басков в Испании, ирландцев в Великобрита­нии, косоваров в Югославии и пр.), в Италии изуча­емого периода не было. Все вспышки вооруженного насилия на национальной почве в Италии остались в прошлом. Последней наиболее массовой из них стало проавстрийское сепаратистское движение в регионе Трентино – Альто Адидже (Южном Тироле) в 1950-е и начале 1960-х гг. Тогда немецкими нацио­налистами в Италии был совершен ряд терактов, а целью террористов было отделение Южного Тироля от Италии и присоединение его к Австрии. Однако затем эта проблема утратила свою остроту.

В других областях Италии проблема националь­ных меньшинств в последние десятилетия также не доходила до уровня вооруженного насилия. В ре­гионе Валле Д'Аоста, находящемся на пограничье между Италией и Францией, последняя масштаб­ная вспышка напряженности пришлась на конец Второй мировой войны и носила скорее характер межгосударственного конфликта, а не сепаратист­ского движения. В марте 1945 г. французские войска вошли в Валле Д'Аоста, и самостоятельные попытки итальянского правительства договориться с Шарлем де Голлем об их выводе не привели к успеху. Только лишь под серьезным давлением США и угрозой при­остановки американской экономической помощи Франция в июне 1945 г. вывела свои войска и пере­дала данный регион Италии [2].

Еще один приграничный регион (Фриули – Венеция Джулия) со словенским национальным меньшинством после урегулирования Триестского вопроса к 1954 г. также не превратился в арену для сепаратизма и вооруженных столкновений, несмотря на определенную искусственность проведенной границы. Более того, объективности ради следует отметить, что в течение последних десятилетий по­литическую (не военную) остроту данной проблеме придавал обратный фактор – наличие итальянского меньшинства в СФРЮ, а затем в Словении и Хор­ватии, и периодически озвучивавшиеся проявления ирредентистской идеологии с претензиями Италии на эти территории. Подробнее эти вопросы рассмо­трены в последующих главах данной работы.

Таким образом, проблема вооруженного сепа­ратизма перед Италией не стояла, что, естествен­но, приводило к большей свободе для маневра и во внешней, и в военной политике страны. Но в 1990-2000-х гг. Италия столкнулась с принципи­ально иным вызовом единству и территориальной целостности страны. Он был связан с внутренней неоднородностью итальянской нации и серьезными субнациональными противоречиями, которые, как показала практика, не удалось решить, несмотря на всю государственную политику и идеологию сплоченности итальянской нации. В современной Италии это проявилось в деятельности «Лиги Се­вера», возглавляемой Умберто Босси.

Для того, чтобы полнее и глубже понять идео­логические установки У. Босси и ту популярность, которую «Лига Севера» получила среди избирате­лей в ряде регионов страны, следует обратиться к историческим корням формирования итальянской нации. Италии достаточно поздно, лишь во второй половине XIX в., удалось сформироваться как еди­ной нации-государству. До этого на протяжении Средних веков и раннего нового времени страна была разделена на различные государственные об­разования. Следует отметить, что тема осознания важности и необходимости национального един­ства присутствовала в итальянской политической мысли уже в те эпохи. Об этом писал Данте [3]. Плюсы объединения различных итальянских государств в одно целое подробно разбирал Николо Макиа­велли [4]. Однако партикуляристские тенденции и в реальной политике, и в идеологии были также достаточно сильными. Они проявлялись и в том, что взаимодействие итальянских государств между собой часто строилось по классическим принципам баланса сил в международных отношениях, а пери­од Итальянских войн конца XV – первой половины XVI вв. вообще может быть рассмотрен практиче­ски как образцовый пример действенности этой концепции.

Кроме того, в юридических доктринах того времени делался акцент на полноправном харак­тере властных полномочий у правителей отдельных итальянских коммун, их несвязанности с соседями и практическом отсутствии какого бы то ни было контроля «сверху» за их деятельностью с XI-XIII вв. Это относилось даже к тем коммунам, которые формально и в более поздний период оставались частью Священной Римской империи германской нации. В ходу был правовой принцип: городские власти имеют в своей коммуне (in sua civitate) те же самые властные полномочия, что и император в Универсуме в целом (in suo universo) [5].

Далее, и в политической идеологии, и в массовом сознании даже терминологически каждая из отдель­ных внутриитальянских общностей, сгруппированных по различным государственным образованиям, воспринималась как отдельная нация. Именно такой подход можно встретить во многих политических и литературных памятниках Италии раннего нового времени, например в мемуарах Бенвенуто Челлини. С новой силой призыв к национальному единству страны был сформулирован только в первой поло­вине – середине XIX в. главным образом в работах Джузеппе Мадзини. Он делал акцент на том, что все итальянцы говорят на одном языке, следуют одним и тем же тенденциям и воспитаны в одних и тех же исторических традициях. Другой посту­лат Дж. Мадзини, сформулированный им в работе «Обязанности человека», заключался в том, что по вышеуказанной причине итальянцы между собой «обладают более глубокой и непосредственной об­щностью чувства и мысли, чем с другими [6]. Наиболее емкое выражение это стремление к национальному освобождению и объединению Италии получило в термине Risorgimento, который одним из первых начал употреблять Виченцо Джоберти.

Затем благодаря походу Джузеппе Гарибальди 1860 г. и окончательному объединению Италии в 1870 г. идеалы Risorgimento воплотились в реальность. Италия оформилась как единое государство. С это­го момента поддержание идеологии национального единства стало важным элементом государственной политики. Следует отметить также, что этот подход достаточно часто дополнялся в Италии идеями ак­тивного национализма и экспансионизма. В конце XIX - начале XX в. в стране оформилось и укрепля­лось так называемое «ирредентистское» движение, делавшее акцент на том, что процесс национального объединения Италии еще не завершен, поскольку в руках Австро-Венгерской империи остаются ита­льянские территории Трентино, Триеста, а также Истрии и Далмации. Ирредентизм стал базой для набиравшего силу в Италии общественного и поли­тического протеста против тесного сотрудничества страны с Австро-Венгрией в рамках Тройственного союза.

Помимо ирредентизма, большое воздействие на итальянское общественное мнение оказала активная колониальная политика, которую начала проводить Италия с конца 1870-х гг. Италии удалось сформи­ровать свои колонии в Эритрее и части Сомали, она пыталась соперничать с Францией за Тунис, и вела (впрочем, неудачно) военные кампании против Эфи­опии. Позднее итогом итало-турецкой («ливийской») войны 1911-1912 гг. стало создание итальянской колонии Ливия на территории бывших османских областей Триполитании и Киренаики. В ходе этой же войны Италия оккупировала Додеканесские острова в Эгейском море. Колониальная экспансия также способствовала усилению активного наци­онализма в Италии. Этот процесс получил и свое институциональное оформление после создания в 1910 г. достаточно влиятельной Националистической ассоциации и ее печатного издания «Национальная идея».

Особую форму это сочетание идей националь­ного единства с экспансионизмом приобрело в пери­од фашистской диктатуры Бенито Муссолини 1922­1943 гг. В этот период была выдвинута концепция об имперском предназначении итальянцев, в 1936 г., после взятия Аддис-Абебы, была институционально оформлена Итальянская империя. В ее идеологии большое место занимали образы и мифы Римской империи, основа величия итальянской нации опре­делялась в величии древних римлян. Муссолини за­являл, что он, как Мадзини, стремился «дать итальян­цам религиозную концепцию собственной нации» [7]. Также следует отметить, что в правление Муссолини получили большое развитие идеология и практика корпоративизма как инструмента для дополнитель­ного сплочения нации на базе тесно связанной сети профессиональных и иных ячеек [8]. В итоге «политика консенсуса», проводимая Муссолини, использовалась для популяризации военных и внешнеполитических акций итальянского государства [9].

Тем не менее регионалистские тенденции в об­щественных настроениях итальянцев продолжали сохраняться. Практически с самого начала сущест­вования единого итальянского государства его от­личал резкий контраст между развитым Севером и более отсталым Югом страны. Кроме того, на Юге Италии сразу после объединения страны получили распространение крестьянские бунты против новой «пьемонтской» власти [10]. Нерешенность проблем эко­номического развития Юга привела на рубеже XIX-XX вв. к массированной эмиграции из этих регионов страны в США и Латинскую Америку [11]. При Муссо­лини для того, чтобы не подчеркивать внутреннюю неоднородность страны, в официальных документах и прессе вообще запрещалось использовать сам тер­мин «Юг Италии» (Mezzogiorno) [12].

Острота «южного вопроса» иногда приобретала даже радикальную форму стремления к сепаратиз­му и отделению от страны. Показательным приме­ром этого может служить вспышка сепаратистских идей на Сицилии в завершающий период Второй мировой войны. Основания для этого виделись в том, что присутствие англо-американских войск на Сицилии и нестабильность и продолжающиеся военные действия в континентальной Италии со­здают удобный предлог для отделения Сицилии и ее трансформации в самостоятельное государство с признанием его легитимности Великобританией и США. Иногда даже сам факт успешной высадки и практически беспрепятственного продвижения англо-американских войск на Сицилии в 1943 г. рас­сматривался в контексте стремления сицилийцев опереться на новую внешнюю силу в их надеждах на отделение от Италии.

Однако этому проекту не удалось воплотиться на практике. Подавив сопротивление немцев и сто­ронников Муссолини в континентальной Италии, англичане и американцы не были заинтересованы в разделе страны, и потому вопрос об отделении Сицилии был снят с повестки дня. Тем не менее и в 1970-х гг. озвучивались заявления о стремлении ряда правых и ультраправых сил организовать заговор с целью провозглашения Сицилии независимым государством. В этом, в частности, обвиняли скандально известного банкира Микеле Синдону [13].

Дискуссии о региональной неоднородности страны и необходимости учета этого в новой поли­тической системе страны были достаточно острыми и в период работы Учредительного собрания, гото­вившего в 1946-1947 гг. текст новой Конституции Италии. В результате, пять регионов страны (Си­цилия, Сардиния, Трентино – Альто Адидже, Фри­ули – Венеция Джулия и Валле Д'Аоста) получили по Конституции особый автономный статус и более широкие привилегии и полномочия, чем другие об­ласти Италии.

Исторически сложившаяся региональная неод­нородность Италии дополнялась и сохраняющимся разрывом в уровне экономического и социального развития между отдельными частями страны, пре­жде всего между Севером и Югом Италии. Нераз­витость и отсталость южных регионов стала посто­янной проблемой, решением которой занимались и занимаются все правительства объединенной Ита­лии. Одним из путей ее решения стало, естествен­но, направление масштабных бюджетных субсидий на развитие Юга. Значительный объем средств для южных регионов Италии привлекается и по линии различных фондов ЕС.

Такая ситуация привела к тому, что постепенно в северных регионах Италии, главным образом в Лом­бардии, но также и в Венето, Пьемонте, Лигурии, в определенных мелкобуржуазных кругах стало нара­стать недовольство тем, что «бедный и ленивый Юг» живет за счет богатого Севера и неоправданного пе­ретока финансовых средств с Севера на Юг Италии. В течение 1980 - начале 1990-х гг. это общественное недовольство стало выражаться и в политической форме, результатом чего стало создание и быстрый рост регионалистского политического движения «Лига Севера», которое возглавил Умберто Босси. На­чиная с парламентских выборов 1994 г., «Лига Севера» стабильно получает около 10% голосов избирателей, а в некоторых северных коммунах за нее голосует более трети электората. Первым крупным полити­ческим успехом «Лиги Севера» стало ее вхождение в состав правоцентристской правительственной коалиции Сильвио Берлускони в 1994 г. Этот успех был повторен и на выборах 2001 г.

Следует отметить, что идеологические уста­новки «Лиги Севера» постепенно эволюциониро­вали. Весьма примечательным моментом стало то обстоятельство, что примерно к середине 1990-х гг. основным объектом критики «Лиги» стал уже не Юг сам по себе, а центральное правительство в Риме. Оно, с позиции легистов, и несет основную ответственность за оттягивание средств с Севера на Юг и их неэффективное использование. Лозунг «Рим-воровка» (Roma ladrona) стал одним из главных предвыборных слоганов «Лиги» на парламентских выборах 1996 г. и сохраняет свою значимость в легистской пропаганде до сих пор.

В 1990-х гг. начало усиливаться и внешнепо­литическое измерение в идеологии «Лиги Севера». Это было связано, с одной стороны, с тем, что в этот период в рамках Европейского союза начало усиливаться трансграничное сотрудничество внутригосударственных регионов, которые поощрялись Брюсселем к тому, чтобы налаживать прямые связи друг с другом. Большой импульс для развития полу­чил и официальный Комитет регионов при ЕС. На этом фоне, благоприятном для внешних контактов, «Лига Севера» стала активно взаимодействовать с ра­дикальными регионалистскими группами в других странах ЕС, прежде всего с рядом политических сил в Каталонии.

С другой стороны, в этот период Италия стол­кнулась с достаточно серьезными трудностями на пути достижения необходимых финансовых крите­риев для введения единой ЕС-овской валюты евро. Позиция «Лиги» по этому вопросу заключалась в том, что если бы в Италии не было отсталого Юга и «Рима-воровки», то ее финансовое положение было бы отличным, и она без проблем присоединилась бы к «первой волне» евро. Отсюда логически последо­вала радикализация общеполитических установок «Лиги». Изначальные требования против перето­ка ресурсов с Севера на Юг трансформировались в 1997-1998 гг. в призывы к отделению северных регионов от остальной Италии и созданию на их основе новой, независимой страны – Падании. Она без особых проблем смогла бы перейти на единую европейскую валюту и стать одним из самых дина­мично развивающихся государств ЕС.

Следует также отметить, что хотя эти заявления «Лиги» носили открыто сепаратистский характер и призывали фактически к свержению существующей власти, однако реакция на них со стороны итальян­ского общества и политиков была достаточно спо­койной и иронически-индифферентной. За Умберто Босси закрепилась достаточно прочная репутация политика несерьезного, безответственного и склон­ного к буффонаде, и поэтому выдвинутая им идея отделения Севера от Италии не была воспринята всерьез. Даже после того, как У. Босси в конце 1990-х гг. совершил символический поход по реке По и в ее устье торжественно провозгласил независимость Падании, на его действия не последовало практиче­ски никакой реакции. И немногочисленные призывы подвергнуть Босси аресту или судебному преследо­ванию как человека, покусившегося на государствен­ные устои, остались без ответа. Сам Босси, впрочем, также не стал предпринимать никаких реальных шагов по процессу отделения Падании от Италии.

В целом идеология и политические действия «Лиги Севера» не привели к формированию доста­точно серьезной угрозы государственному единству и территориальной целостности Италии. Но в то же время они внесли достаточно весомый вклад в на­чавшийся при поощрении ЕС процесс определенной трансформации политической системы страны, ее «деволюции», то есть передачи более широких адми­нистративных и финансовых полномочий от цен­трального правительства регионам. Показательно, что с приходом к власти второго правительства Сильвио Берлускони в 2001 г. именно Умберто Босси стал министром по делам «деволюции».

Кроме того, важно отметить: дискуссии, спро­воцированные «Лигой Севера», привели к тому, что в итальянском обществе постепенно начало закре­пляться достаточно спокойное и даже позитивное отношение к тому, что государственный суверенитет может начать размываться:

а) не только «сверху», со стороны наднациональных структур ЕС;

б) но и «снизу», со стороны итальянских внутригосударственных регионов.

Все это, в свою очередь, привнесло в полити­ческие и экспертные дискуссии в Италии о роли государства в современном мире еще одно новое измерение и дополнительные нюансы. В ситуации, когда процесс «деволюции» начал воплощаться в ре­альность, а регионалистская и часто сепаратистская идеология «Лиги Севера», несмотря на всю эксцен­тричность личности У. Босси, продолжает привле­кать избирателей, эти тенденции могут оказаться достаточно значимыми для судеб итальянского го­сударства в будущем.

Ощущения сильных региональных различий и определенной непрочности национального единства Италии привели к тому, что заглавная редакцион­ная статья специального выпуска журнала «Лимес», посвященного этой проблеме, начиналась словами: «Мы, итальянцы, уже привыкли к идее, что мы не являемся единой нацией» [14]. В связи с этим перед ита­льянским экспертным сообществом была сформули­рована задача переосмыслить «итальянскую модель нации» (un modello italiano di nazione) или «нацию по-итальянски» (nazione allitaliana) [15].

В этот период и в политических кругах (вокруг «Лиги Севера»), и в экспертном сообществе начала оформляться и предлагаться для обсуждения идея «Итальянского Союза» (Unione Italiana). Одним из первых наиболее емко ее сформулировал один из идеологов раннего легизма Джанфранко Мильо. За­тем эта идея была обнародована на конгрессе «Лиги Севера» в декабре 1993 г. в виде «Федеративного Де­калога». По замыслу легистов, Италия должна тран­сформироваться в конфедерацию трех частей – Се­вера, Центра и Юга – самостоятельных «Республики Падания», «Республики Этрурия» и «Республики Юга».

За пределами этих трех республик находились все пять регионов, пользующихся особым автоном­ным статусом в современной Италии (Сицилия, Сардиния, Валле Д'Аоста, Трентино – Альто Адидже, Фриули – Венеция Джулия). «Итальянский Союз» объявлялся «свободной ассоциацией» трех респу­блик, а пять автономных регионов «присоединялись» к союзу [16]. При этом в легистском проекте обходился стороной вопрос, что будет, если какая-либо из ре­спублик или регионов не захочет присоединиться к союзу и провозгласить полную независимость или войти в состав другого государства. Но по логике данного проекта республики и автономные регионы изначально становились полностью самостоятель­ными и изначально не связанными даже конфеде­ративно с итальянской метрополией. Лишь затем они должны были определиться со своим местом в новой политической системе – присоединяться к «Итальянскому Союзу» или оставаться вне его [17]. Таким образом, этот проект, по сути, делегитимировал нынешнее устройство Италии и предлагал не прибегать к принципу континуитета при создании нового «Итальянского Союза», а строить его «с нуля», из тех региональных «кирпичиков», которые сами захотят принять в нем участие.

Несмотря на признаваемую самим Мильо провокационность этого предложения [18], оно стало стимулом для дальнейшего анализа уже на экспер­тном уровне. В частности, геополитический журнал «Лимес» в конце 1994 г. посвятил ряд статей отдель­ным аспектам этого проекта [19]. В этот же период, особенно под влиянием выборов 1994 г., в Италии обостряются дискуссии о противостоянии двух столиц – официального Рима и «Северной столицы» – Милана. Наиболее радикально это проявляется в лозунгах «Лиги» как борьба «моральной столицы» против «Рима-воровки». С другой стороны, именно применительно к Милану начинает использоваться термин «Взяткоград» (Tangentopoli), который затем станет образной характеристикой всей Италии це­ликом в ходе операции «Чистые руки», раскрутка которой началась именно с Милана.

Но несходство Милана и Рима начинает активно обсуждаться и на более умеренном политическом и нейтральном экспертном уровне с привлечением более глубоких исторических и социо-психологических коннотаций. В этих дискуссиях часто начинают использоваться символы двух разных путей разви­тия Италии и ее места в Европе, которые заключают в себе стереотипные образы двух столиц:

- европеистского, открытого, космополитичного, либерального и в то же время локалистски-муниципального и неполитизированного Милана;

- и зарегулированного, сверхцентрализованного, неэффективного, коррумпированного и слишком самобытно-неевропеистского Рима [20].

К примеру, Эрнесто Галли делла Лоджа писал в миланской газете «Corriere della Sera»: «Слово «Рим» означало и означает «Государство». А по отношению к «Государству» миланская идеология демонстриру­ет небрежение и непонимание ... По отношению к концепту государственности Милан противопо­ставляет концепт муниципальности ... В Милане продуктивная ткань города, удобренная элемента­ми коммерческим и финансовым, народническим и демократическим, вновь возрождает идею о том, что политика вообще должна быть сведена к простым действиям администрирования и производства» [21].

Более того, специфика момента состояла в том, что противоречия двух столиц в 1990-х гг. стали до­полняться возрастанием значимости «Третьей Ита­лии», представляющей динамично развивающуюся «новую буржуазию» северо-восточных (Венето, Фри­ули) и ряда центральных регионов страны (Эмилия-Романья, Тоскана, Марке) [22]. Это постепенное смещение экономического центра Италии к северо-востоку начало отражаться и в политике и привело к появлению там достаточно ярких и неординарных лидеров с отчасти провокационными, но новатор­скими и притягательными программами, таких, как:

- мэр Венеции Массимо Каччари;

- мэр Триеста, а затем председатель правитель­ства региона Фриули – Венеция Джулия Риккардо Илли;

- председатель правительства этого же региона, а затем заместитель министра иностранных дел во втором правительстве Берлускони Роберто Антонионе.

Итогом всех этих процессов стало усиление к концу 1990 - началу 2000-х гг. внутренней неодно­родности Италии. Неоднородности, которая уже не сводилась к традиционному разрыву между Севе­ром и Югом, но становилась гораздо более сложной, многозначной и диверсифицированной. Эта усили­вающаяся нехватка внутреннего единства начала рассматриваться как серьезный вызов итальянской нации-государству и ее суверенитету. Символиче­ски эти опасения наиболее ярко выразил историк и политолог Аурелио Лепре, озаглавив свою книгу на эту тему «Прощай, Италия?» [23].

В этот период усиливается внимание экспер­тов к вопросу о федерализации Италии. Достаточ­но активно в этом направлении выступает Фонд Джованни Аньелли, по заказу которого публику­ется ряд докладов, разрабатывающих эту тему [24]. В одном из них вообще представляется сценарий, по которому не только проводится федерализация, но и происходит процесс укрупнения регионов Италии. В целях улучшения внешнеэкономической конку­рентоспособности итальянских регионов их число уменьшается с 20 до 12 [25]. В этом проекте наиболее интересы три предложения:

- первое – это слияние Лигурии с Пьемонтом, по которому туринские промышленники получают собственный прямой выход к морю и к обустроен­ным портовым терминалам Генуи. Надо отметить, что эта прямая связка промышленного потенциала Пьемонта и портовой инфраструктуры Лигурии значительно повышает конкурентоспособность крупных туринских компаний. А поскольку само это исследование было проведено Фондом Джо­ванни Аньелли, управляемом семьей основателей и владельцев туринского «ФИАТ», то вбрасывание в общественное мнение идеи о слиянии Лигурии и Пьемонта становится гораздо более прозрачным.

Впрочем, надо отметить, что эта тема уже на­ходила свои проявления в итальянской истории. К примеру, сразу после поражения Наполеона внеш­неполитическая деятельность Сардинского коро­левства (включавшего в себя Пьемонт и Сардинию) была направлена на присоединение территории Генуэзской республики, что и было успешно осу­ществлено. И эта связка Пьемонта и Лигурии стала одной из основ усиления могущества Савойской династии, правящей Сардинским королевством, тем, что именно вокруг нее позднее начал консолидиро­ваться процесс объединения всей Италии;

- второе предложение этого проекта – объе­динение всех трех регионов Северо-Востока Ита­лии (Венето, Трентино – Альто Адидже и Фриули – Венеция Джулия) в единый регион под названи­ем «Три-Венето». Это позволило бы более активно содействовать экономическому росту на Северо-Востоке Италии и политически поддержать «Тре­тью Италию», нарождающийся северо-восточный экономический центр страны, о котором уже упо­миналось выше;

- и третье предложение – это слияние в единый регион нынешних «среднеадриатических» регионов страны – Марке, Абруцци и Молизе. Это позволило бы усилить итальянскую экономическую мощь на Адриатике и стимулировать развитие восточного побережья страны, которое в 1990-х гг. получило дополнительный ресурс для своего малого и сред­него бизнеса в виде активной торговли с новыми государствами Балкан, ЦВЕ и СНГ.

В целом дисбаланс экономического развития Италии между Севером и Югом сделал достаточно популярной в стране и концепцию о неравномерно­сти влияния глобализации на отдельные регионы каждой страны [26] – так называемых «ворот в гло­бальную экономику» [27]. Согласно ее положениям, в любом государстве выделяются своеобразные точки роста – отдельные регионы и города, главным обра­зом которые и пользуются теми выгодами, которые приносит процесс транснационализации и либера­лизации экономики и финансов. Другие же, менее «продвинутые», регионы во все большей степени остаются в стороне от этого процесса. Этим нару­шается экономическое единство страны, что может стать важным фактором размывания суверенитета и самого государства в целом.

В этой связи И.Б. Левин особо подчеркивает ту возрастающую роль, которую играют в жизни Италии «индустриальные округа», сформированные вокруг ряда городов [28]. Их ускоренное развитие также оказывает значительное влияние на внутреннюю неоднородность страны. Так, Карло Жан предложил использовать при анализе этого явления «геоэконо­мический» подход. Суть его заключалась в том, что в условиях складывания общемирового финансового и товарного рынков происходит не только размыва­ние потоками капитала государственных границ, но и экономическое расслоение отдельных территорий внутри каждого из государств. Выгодами глобали­зации пользуется лишь небольшое число городов и регионов, которые постепенно обособляются от остальных областей государства и начинают жить собственной жизнью. Эта кристаллизация остров­ков богатства и успеха посреди менее «продвинутого» пространства приводит к тому, что нация-государ­ство начинает постепенно заменяться «регионами-государствами» и «городами-государствами». А это, естественно, наносит серьезный удар по суверени­тету в его традиционном понимании [29].

Следует также отметить, что на эти разработки К. Жана оказали определенное влияние концепции Кеничи Омэ [30], на которые он часто ссылался. Эта тенденция, ведущая к формированию «регионов-государств» и «городов-государств» и растворении в них «наций-государств» представляет, по мнению итальянских исследователей, опасность, поскольку отсталые регионы и территории в отсутствие под­держки со стороны государства будут еще более маргинализованы. К. Жан, например, разбирает в этом контексте возможные сценарии развития Юга Италии [31].

Политическим итогом всех этих процессов стала достаточно масштабная конституционная реформа, прошедшая в Италии 18 октября 2001 г. В ее рамках центральным правительством регионам были пре­доставлены гораздо более широкие полномочия и автономия. В результате политическое устройство Италии получило большое число практически фе­деративных черт. К их числу стоит отнести впервые прописанное в Конституции (новая редакция статьи 117) разграничение предметов ведения и полномо­чий между государством и регионами. Затронуло оно и международные аспекты. Так, регионы получили право на проведение собственных международных связей под общим контролем со стороны государст­ва. К предметам совместного ведения государства и регионов были отнесены, помимо прочего, между­народные связи регионов, связи регионов с ЕС и внешняя торговля.

Далее, согласно новой редакции статьи 117 Кон­ституции Италии, регионам предоставлено право участвовать в подготовке нормативных актов ЕС. На основе этого положения регион Эмилия-Романья Италии в 2002 г. стал инициатором подписания так называемой «Общей декларации о европейском управлении», одобренной рядом регионов из разных стран ЕС. Все они выступали за расширение прямого участия регионов в выработке нормативно-право­вых актов ЕС. Сейчас эта проблема находится в фо­кусе внимания итальянской и политики Евросоюза в связи с разработкой Конституционной хартии ЕС [32].

Еще одно нововведение конституционной реформы в Италии связано с тем, что регионам предоставлено право заключать соглашения с ино­странными государствами и регионами других государств [33]. Таким образом, итальянские регионы получили достаточно широкий объем полномочий по международным вопросам и начали их реализовывать. В результате уже начали озвучиваться мнения, что подобная самостоятельность регионов представляет собой опасность для единства итальян­ской нации-государства и может оказать серьезное влияние на эрозию территориальной целостности страны [34].

В любом случае получение регионами Италии все новых полномочий затрагивает и международ­ную сферу. Поэтому в среднесрочной перспективе следует ожидать активного выхода итальянских ре­гионов на мировую арену и поиска ими своего места в мировой политике. А это, в свою очередь, предо­ставляет для России новые возможности для расши­рения сотрудничества с итальянскими партнерами.

Примечания:

[1] De Michelis G. La lunga ombra di Yalta. La specificita' della politica italiana. Venezia: Marsilio. 2003. P.134.

[2] Подробнее об этом см.: Romano S. Guida alla politica estera italiana. Da Badoglio a Berlusconi. Milano: Rizzoli. 2002. P. 33-34.

[3] См. напр.: Dante Alighieri. La Divina Commedia. Purgatorio. VI. 76-82.

[4] См. напр.: Machiavelli N. Discorsi sulla prima Deca di Tito Livio. I.XII; Idem. Il Principe. XII.

[5] De Ferrariis J.P. Aurea practica. Venetiis. 1602. Forma in actione reali, vers. 'Veris ac legitimise No.16. Подробней об этом см.: Барабанов О.Н. Бартоломео Боско - генуэзский юрист XIV-XV вв: теория и практика гражданского судебного процесса. СПб: Алетейя, 2002. С.59.

[6] Подробнее о взглядах и деятельности Дж.Мадзини см., напр.: Кирова К.Э. Жизнь Джузеппе Мадзини (1805-1872). М., 1981. Об этом периоде см. также: Невлер В.Е. Демократические силы в борьбе за объединение Италии. 1831-1860. М., 1982; Ковальская М.И. Италия в борьбе за национальную независимость и единство. М., 1981; Лурье А.Я. Гарибальди (1807-1882). М., 1957; Кирова К.Э. Заговорщики и народ. М.: Наука. 1991; Ferrari G. Storia della Rivoluzione d'Italia. Bologna. 1872. Vol.1-3; Montanelli G. Introduzione ad alcuni appunti storici sulla rivoluzione d'Italia. Torino. 1945; Mastellone S. Mazzini e la Giovine Italia. Pisa. 1960. Vol.1-2; Grew R. Sterner Plan of Italian Unity: the Italian National Society in the Risorgimento. Princeton. 1963.

[7] См. Rossi R. Mazzini e il fascismo. Sintesi critica e polemica. Livorno. 1931. P.51.

[8] В отечественной историографии см. на эту тему: Белоусов Л.С. Режим Муссолини и массы. М.: Издательство МГУ, 2000.

[9] См. напр.: Montenegro A. Politica estera e l'organizzanione del consenso. // Studi storici. 1978. No.4. И из общих работ: De Felice R. Mussolini il duce. Vol.1. Gli anni del consenso. Torino. 1974

[10] Показательно и то, что в 1990-е гг. в итальянской историографии можно проследить тенденцию к переосмыслению этих выступлений и отходу от их оценок исключительно как актов «бандитизма». Вместо этого получают распространение суждения о бунтах на Юге как о естественном сопротивлении пьемонтцам, как о настоящей войне, которую правительство объединенной Италии должно было вести с применением военной силы. Что особенно важно, эти новые оценки стали проникать и в школьные учебники по истории Италии, что может закрепить у новых поколений итальянцев мысль об изначальном отсутствии внутреннего единства страны. См. Orfei G. Scuola e Nazione: una rappresentazione da manuale. // Limes. 1994. No.4. P.166-167.

[11] См. напр.: Sylos Labini P. L'emigrazione dal Mezzogiorno. Milano. 1977.

[12] Белоусов Л.С. Режим Муссолини и массы. М.: Издательство МГУ, 2000. С. 69.

[13] См.: Зафесов Г.Р. Тайные рычаги власти. М.: Мысль, 1984. С.10-11.

[14] Buongiorno Italia. // Limes. 1994. №.4. P.7.

[15] Buongiorno Italia. // Limes. 1994. №.4. P.7.

[16] La Stampa. 1993. 12 dicembre.

[17] Limes. 1994. No.4. См. приложенную карту «Итальянского Союза».

[18] Miglio G. Io, Bossi e la Lega. Milano: Mondadori. 1994. P.52.

[19] См. напр.: Frattolin F. Un progetto di Unione Italiana. // Limes. 1994. No.4.

[20] См. об этом: Milano a Roma. Guida all'Italia elettorale del 1994. / a cura di I.Diamanti, R.Mannheimer. Roma: Donzelli. 1994. P.XVI-XVII; Rampini F. Come Berlusconi ha inventato il primato di Milano. // Limes. 1994. No.4. P.49-50; Montanelli I. Milano ventesimo secolo. Storia della capitale morale da Bava Beccaris alle Leghe. Milano: Rizzoli. 1990.

[21] Corriere della Sera. 1994. 31 luglio.

[22] Rampini F. Come Berlusconi ha inventato il primato di Milano. // Limes. 1994. No.4. P.51.

[23] Lepre A. Italia, addio? Unita' e disunita' dal 1860 a oggi. Milano: Mondadori. 1994. См. также на эту тему: Rusconi, Gian Enrico. Se cessiamo di essere una nazione. Bologna: Il Mulino. 1993.

[24] Pacini M. Scelta federale e unita' nazionale. Torino: Edizioni della Fondazione Agnelli. 1994; La Padania, una regione italiana in Europa. Torino: Edizioni della Fondazione Agnelli. 1992; La capitale reticolare. Torino: Edizioni della Fondazione Agnelli. 1994; Brosio G., Pola G., Bondonio D. Una proposta di federalismo fiscale. Torino: Edizioni della Fondazione Agnelli. 1994; Comba A., Greppi E. Revisione costituzionale, federalismo e dimensione europea. Torino: Edizioni della Fondazione Agnelli. 1994; Nuove Regioni e riforma dello Stato. Torino: Edizioni della Fondazione Agnelli. 1992.

[25] Il nostro progetto geopolitico. / a cura della Fondazione Agnelli. // Limes. 1994. No.4. P.147-156.

[26] Deaglio M. La congiuntura mondiale e la riscrittura della storia. // Deaglio M., Frankel G.S., Monateri P.G., Caffarena A. Dopo l'Iraq. Ottavo rapporto sull'economia globale e l'Italia. / Centro di ricerca e documentazione «Luigi Einaudi». Milano: Guerini e Associati. 2003. P.31.

[27] Ворота в глобальную экономику / пер с англ. / Под ред. В.М.Сергеева. М., 2001.

[28] Левин И.Б. Италия после Первой республики // Политические институты на рубеже тысячелетий. Дубна: Феникс, 2001. С.338; Он же. «Индустриальные округа» как альтернативный путь индустриализации // МЭиМО, 1998. № 6.

[29] См. Jean C. Introduzione. // Il sistema Italia. Gli interessi nazionali italiani nel nuovo scenario internazionale. Milano: Franco Angeli. 1997. P.7.

[30] Ohmae K. The Rise of Region State. // Foreign Affairs. 1993. Summer.

[31] Жан К. Генэкономика: теоретические аспекты, методы, стратегия и техника // Геоэкономика. Господство экономического простран­ства / ред. Жан К., Савона П. М.: Ad Marginem, 1997. С.39.

[32] См. Caravita B. La Costituzione dopo la riforma del Titolo V. Torino. 2002. P.124-125; Gestri M. La riforma del Titolo V della Costituzione e il potere estero delle regioni. // L'Italia e la politica internazionale. Edizione 2003. / a cura di A.Colombo, N.Ronzitti. Bologna: Il Mulino. 2003. P.110.

[33] Здесь следует отметить, что данные полномочия итальянских регионов стали даже шире соответствующих полномочий субъектов Российской Федерации. Поскольку в соответствии с федеральным законодательством, российским регионам предоставлено пра­во заключать соглашения только с регионами других государств и отдельными ведомствами центральных правительств других государств, но не с самими государствами целиком.

[34] См. Intervento del Sen. Turroni (Verdi). / Resoconto sommario della seduta n.206 della commissione Affari Costituzionali del Senato. 2002. 24 ottobre. // www.senato.it.

perspectivy

Опубліковано на сайті: 2012-05-16