Мировая экономика. Инновационная стратегия развития Катара сделала его одним из влиятельных центров силы на Ближнем Востоке

Геворг Мирзаян

Инновационная стратегия развития Катара сделала его одним из влиятельных центров силы на Ближнем Востоке. Но эмират захотел большего — и проигралЭмир Хамад бин Халифа аль-Тани и его жена Муза сохранили власть только благодаря американскому спецназуФото: Legion-Media

События арабской весны, казалось, продемонстрировали всю мощь и величие Катара. Маленький эмират с населением около 1,6 млн человек сыграл заметную роль в свержении могущественных режимов Хосни Мубарака в Египте и Муаммара Каддафи в Ливии, является одним из основных спонсоров боевиков в Сирии. Сочетание огромных доходов от экспорта газа, агрессивной внешней политики и наличия мощнейшего инструмента для информационной обработки масс — телеканала «Аль-Джазира» — сделало этот эмират ведущим игроком на всем Ближнем Востоке.

Но Катар не сумел вовремя остановиться. Гиперактивная политика эмира ликвидировала почти все его дипломатические достижения, обесценила ряд его внешнеполитических инструментов (ту же «Аль-Джазиру», которая потеряла статус объективной телестанции, превратившись, по словам нью-йоркской Daily News, в «арабскую пропагандистскую организацию, которая контролируется средневековым катарским режимом и маскируется под медийную компанию»). Совершенная в апреле попытка государственного переворота в эмирате (эмира Катара Хамада бин Халифа аль-Тани спасли не собственные войска, а оперативно переброшенный с близлежащей базы американский спецназ) развеяла мираж. Стало очевидно, что Катар — не вершитель ближневосточных судеб, а по-прежнему маленькое буферное государство с огромными амбициями, которые абсолютно не соответствуют его геополитическому потенциалу.

Экономическая сверхдержава

«Сильные поступают так, как хотят, а слабые страдают так, как и должны». Еще недавно казалось, что Катар опровергает эту максиму Фукидида. Эмират является одной из самых маленьких арабских и мусульманских стран. Как по размеру территории (11,5 тыс. квадратных километров, 158-е место в мире), так и по численности населения (более 1,6 млн, 162-е место). И при этом экономические показатели страны впечатляют: по темпам роста ВВП (16% в год) она входит в число региональных лидеров, а по объему ВВП на душу населения (почти 90 тыс. долларов) вообще занимает первое (!) место в мире.

Экономическое чудо объясняется прежде всего ресурсным фактором. Крошечный Катар — третья в мире страна по запасам природного газа (более 900 трлн кубометров) и шестая по объемам экспорта. Подобные запасы позволяют Катару интенсивно наращивать добычу, причем эмират делает упор на сжиженный природный газ (который можно танкерами доставить в любую точку планеты). Так, в 2011 году объем произведенного СПГ достиг 77 млн тонн, а общий доход от экспорта газа превысил показатель 2010 года на 50%. К концу 2012-го Катар планирует увеличить производство СПГ до 120 млн тонн. Страна уже владеет крупнейшим флотом по перевозке сжиженного газа (54 судна) и намерена в ближайшее время ввести в строй серию новых супертанкеров класса Q-max — самых больших в мире.

Доходы от экспорта газа и иностранных инвестиций сделали катарцев самыми обеспеченными людьми в мире. Гражданством обладает всего порядка 300 тыс. жителей (остальные 1,3 млн — это гастарбайтеры), 10% граждан — миллионеры. Высокая обеспеченность населения фактически ликвидировала коррупцию внутри общества: по данным Transparency International, в 2011 году Катар занимал 22-е место (лучший результат среди всех арабских государств) место в списке стран с самым низким уровнем общественной коррупции.

Однако катарские власти не просто проедают свои богатства, как это делают в других странах залива. В то время как элита ряда ближневосточных государств тратится на предметы роскоши (создает парки эксклюзивных машин, которые просто стоят в гараже, соперничают размерами личных самолетов), Катар вкладывается в инфраструктуру. Власти делают из страны транспортный хаб. Так, к концу 2012 года в эмирате будет построен новый аэропорт, способный принимать до 24 млн пассажиров в год — в 12 с лишним раз больше всего населения страны. Но и это еще не все: к 2015-му аэропорт планируют расширить и увеличить его пассажиропоток вдвое! А в марте нынешнего года на территории Катара началось строительство крупнейшего на Ближнем Востоке порта. Общая стоимость проекта — 7,5 млрд долларов. Одновременно рядом с портом строятся три новых железнодорожных терминала. Проект планируется завершить в 2016 году, и это поможет Катару серьезно конкурировать в грузоперевозках с иракской Басрой.

Практичной выглядит и его внешнеэкономическая стратегия. Катар скупает активы, прибыльные как с материальной, так и с имиджевой точки зрения. Особенно широкую экспансию эмират стал проводить в кризис. «В условиях нынешнего кризиса многие страны предпочитают хранить деньги у себя, а не вкладывать их в зарубежные предприятия. Для нас же это уникальная возможность, подобных которой в ближайшие 20 лет не предвидится», — заявил эмир в разгар финансового кризиса. В результате сейчас катарцы владеют перерабатывающими заводами в Китае, модными домами Франции, футбольными командами Испании. Катарские шейхи входят в советы директоров крупных европейских компаний. Особенной популярностью у катарских бизнесменов (в силу исторических причин) пользуется Великобритания. Катар инвестирует во многие сферы, и прежде всего в лондонскую недвижимость (по словам катарского эмира, этот сектор «может приболеть, но никогда не умрет»). Так, Катар владеет в Лондоне четвертью акций сети магазинов Sainsburry, универмагом Harrods, а также имеет долю в Barclay’s.

При этом Катар ведет себя в Великобритании крайне осторожно и старается не идти на конфликт с местными элитами. Так, в июне 2009 года катарцы отказались от проекта строительства в «Челси Барракс» многоквартирного комплекса стоимостью 1 млрд долларов. Причиной стало вмешательство в проект принца Чарльза, который потребовал изменить дизайн здания (принц, как известно, ярый противник современной архитектуры). «Как инвесторам, нам нужно было, во-первых, избежать конфликта, а во-вторых, поступить так, как было бы лучше для нашей репутации в Великобритании», — объяснил эмир. Согласиться же на предложение Чарльза для катарцев означало потерять лицо, что также было неприемлемо.

Пиетет к Великобритании объясняется тем, что в эту страну катарские элиты не только инвестируют — они там отдыхают, отправляют туда детей на учебу, приезжают на шопинг. И чувствуют себя достаточно свободно — еще одним серьезным отличием катарского общества от других стран залива является его относительная либеральность (притом что, как и в Саудовской Аравии, официальной идеологией Катара является ваххабизм). Так, катарская конституция первой в арабском мире до некоторой степени уравнивает права мужчин и женщин. Женщинам позволено водить машину, несмотря на то что, по словам эмира, они — плохие водители и создают проблемы на дорогах. Радикальный пример катарским дамам подает вторая (и любимая) жена эмира шейха Муза («шейха» — это титул) — первой из супруг монархов залива сняла паранджу (злые языки говорят, что не столько из-за либеральных взглядов, сколько из желания продемонстрировать миру свои дорогостоящие украшения).

Прогрессивный сын

Катар далеко не всегда был таким богатым, таким политически и экономически инновационным. Столь бурному развитию эмират обязан прежде всего своему нынешнему лидеру — эмиру Хамаду бин Халифа аль-Тани. Сегодня ему чуть меньше 60 лет — по сравнению с другими монархами залива он выглядит совсем юношей. Однако именно у него хватило дальновидности и стратегического мышления стать первым из всех арабских лидеров, кто выбрал для своей страны новый путь развития.

До эры углеводородов катарцы жестоко бедствовали. В эпоху Османской империи население Катара — арабские племена Мидади — занимались добычей жемчуга, ловлей рыбы и пиратством (за что регулярно подвергались нападениям со стороны англичан и бахрейнцев). Затем, в период британского господства, на территории Катара впервые нашли и в 1950-х стали добывать нефть, однако львиную долю доходов забирала British Petroleum. Лишь после освобождения от британского владычества и национализации нефтедобычи шейхи стали получать большие деньги. А чуть позже, в 1970-е годы, в эмирате нашли газ.

Превратившись из нуждающихся в богатых, элиты Катара, и прежде всего тогдашний эмир Халифа бин Хамад аль-Тани, пошли по пути остальных монархий залива — стали проедать свои доходы. Эмир создал государство всеобщего благоденствия, поручил защиту родных барханов американским союзникам и жил в свое удовольствие. Значительную часть времени он проводил в Европе, а управлять страной поручил своему сыну, принцу Хамаду. Однако взгляды сына на управление страной серьезно отличались от папиных — принц понимал, что нефтегазовые деньги небесконечны. «Когда-то Катар занимался добычей жемчуга, и, когда японцы создали искусственный жемчуг, это погрузило Катар в пучину бедности и лишений. Затем у нас нашли нефть… но мы не извлекли уроки из ситуации с жемчугом, не думали о том, что снова можем стать бедными», — объяснял он свою позицию в интервью британской прессе. По словам Хамада бин Халифа аль-Тани, когда пики нефтяных цен (пришедшиеся на период войны Судного дня, ирано-иракского конфликта, вторжения Ирака в Кувейт) сменялись падениями, властям Катара приходилось обращаться за кредитами в банки. Отец этим аргументам не внимал, и тогда принц Хамад, заручившись поддержкой ряда членов правящей фамилии (прежде всего своего влиятельнейшего родственника Хамада бин Джассем аль-Тани), летом 1995 года осуществил переворот. Говорят, что далеко не последнюю роль в принятии решения принцем Хамадом сыграла его жена Муза, чью семью эмир Халифа в свое время репрессировал за несогласие с его экономической политикой.

Отец о перевороте узнал только после того, как сын позвонил ему в цюрихский отель и сказал, что тот больше не эмир. Уже бывший к тому времени глава Катара попытался устроить контрпереворот — однако Хамад при помощи своих американских друзей заморозил все отцовские активы на зарубежных счетах и вынудил его (а также представителей клана аль-Тани, не согласившихся со сменой власти) отправиться в изгнание. Новый эмир Хамад в знак благодарности назначил Хамада бин Джассем премьер-министром — и начал проводить новую политику.

Изменения затронули не только экономику и инвестиционную стратегию (фактически создающую для страны не связанные с углеводородами источники доходов), но и концепцию национальной безопасности. Осуществив переворот, новый эмир столкнулся с весьма прохладным отношением к себе со стороны традиционных лидеров арабского мира — Египта и Саудовской Аравии. Каиру и Эр-Рияду по душе был прежний катарский правитель — покладистый, неамбициозный и не стремящийся к нововведениям. К тому же, по всей видимости, на нового эмира оказало большое влияние вторжение Ирака в Кувейт. Чтобы не повторить судьбу Кувейта и не стать 14-й провинцией Саудовской Аравии или 32-й провинцией Ирана, Катару было необходимо найти способ защитить свои богатства. При этом эмир Хамад хоть и потратил миллиард долларов на строительство для США авиабазы аль-Удейд (крупнейшая среди всех зарубежных баз американских ВВС, с 4 тыс. военнослужащих), но не разделял уверенности своего отца в стопроцентной надежности американского «зонтика». Не верил он и в то, что США начнут войну с потенциальным агрессором так же, как они начали войну с Саддамом. В 1991 году американцы легко пожертвовали Хусейном, потому что союзнические отношения с ним к тому времени строились скорее вокруг общих воспоминаний периода ирано-иракской войны. Для Катара же одним из двух потенциальных агрессоров является Саудовская Аравия, но, как известно, союзнические отношения между Вашингтоном и Эр-Риядом строятся на не ностальгии, а на нефтедолларах.

С другой стороны, у самого Катара не было средств защиты, традиционных для арабского мира. Ни мощной армии наподобие иранской или египетской, ни духовного щита типа Мекки и Медины, ни святости династии, как у хашимитов в Иордании. Поэтому новый эмир стал искать нетрадиционные средства защиты — катарского суверенитета и газовых месторождений. И таковые нашел.

Дипломатический щит и информационный меч

Вплоть до начала «арабской весны» стратегия выживания Катара держалась на двух опорах: «щите» в виде хороших отношений со всеми странами региона и «мече» — владении самым мощным информационным оружием на всем ближневосточном пространстве.

Так, эмир Хамад приложил колоссальные усилия, для того чтобы выстроить рабочие отношения со всеми странами и силами Ближнего Востока. В 1996 году он пригласил в страну израильскую торговую миссию, а дипломатический такт демонстрировал даже в отношениях с Ираном, который прочие монархии региона не переносят. Так, во время неудавшейся зеленой революции в Иране в 2009 году Катар, в отличие от ряда других арабских монархий Залива, не стал активно критиковать власти Исламской Республики за силовое подавление демонстраций. Премьер-министр эмирата назвал эти события «внутренним делом Ирана» и призвал уважать «право каждого государства решать его собственные проблемы». Кроме того, в тот период Катар публично отказывался предоставлять США инфраструктуру для нападения на Иран. «Согласно договору между нами и Соединенными Штатами им нужно наше разрешение (на использование базы для атаки на Иран. — “Эксперт”), и мы его не дадим», — говорил эмир.

Внешнеполитической всеядностью Катара открыто возмущались многие. «Катар не может быть нашим союзником в понедельник и отправлять деньги боевикам “Хамас” во вторник», — жаловался глава комитета по международным делам сената СШАДжон Керри. Но это была лишь риторика — такой Катар был выгоден всем, в том числе и США. Политика «сотрудничества со всеми» делала из эмирата отличного посредника, который имел возможность мирить нужные стороны в нужный момент. Так, под посредничеством Катара помирились «Фатх» и «Хамас», было создано коалиционное правительство в Ливане в 2008-м. Катарцы даже поучаствовали в урегулировании ситуации вокруг Дарфура, выступали посредниками на переговорах между представителями Запада и «Талибана». «Мы не занимаем ничью сторону в конфликтах — поэтому лидеры и просят нас о посредничестве в них», — объяснял дипломатические успехи эмирата в 2010 году эмир Хамад.

В развитие катарской столицы Дохи были вложены миллиарды долларовФото: Tom Pilston / Panos / Agency.Photographer.Ru

Еще одним элементом стратегии выживания Катара было получение тотального контроля над информационным пространством Ближнего Востока. Для этого эмир уже на следующий год после своего прихода к власти основал «Аль-Джазиру» — международный телевизионный канал, чьей главной особенностью было сочетание новостей на арабском языке с западными стандартами журналистики. «Аль-Джазира» — первый арабский канал, который стал рассматривать конфликты с позиций обеих сторон. Канал предоставлял эфир всему спектру оппозиционных ближневосточных сил — как секулярных, так и религиозных. Слово здесь давали даже представителям Израиля.

Далеко не всем нравилась линия эмира. В 2002 году практически все арабские страны были недовольны редакционной политикой «Аль-Джазиры». Некоторые из них, в частности Иордания, Кувейт, Ливия, Марокко, Саудовская Аравия и Тунис, в знак протеста даже отзывали своих послов из Дохи. «В какой-то момент они даже отказывались разговаривать со мной, — говорит эмир. — Но в конце концов поняли, что меня не переубедить». Однако скорее арабские лидеры поняли, что с ним лучше попусту не ссориться — ведь они очень быстро осознали, насколько сильным оружием в современном мире может быть распространение информации. А сочетание объективности, профессионализма (костяк сотрудников канала составили те, кто до этого работал в арабском подразделении BBC) и непривычных для Ближнего Востока острых репортажей о событиях в арабских странах, включая разоблачения арабских элит, очень быстро превратило телеканал в ведущую информационную силу на Ближнем Востоке. Поэтому неудивительно, что, завоевав репутацию, власти Катара стали использовать «Аль-Джазиру» как инструмент влияния на соседние страны. Так, в 2008 году с экранов телеканала исчезли представители саудовской оппозиции — и в том же году королевство и эмират заключили новый договор по демаркации спорных территорий, и он был в целом в пользу Катара.

Новые шансы

Политика эмира оказалось успешной — катарские инвесторы скупали активы по всему миру, а катарские интересы учитывались всеми соседями эмирата (более того, ряд арабских стран ради получения катарских инвестиций и «хорошего имиджа» на «Аль-Джазире» сами шли на сближение с эмиром Хамадом). Однако после начала «арабской весны» эмир посчитал, что самое время сменить стратегию выживания на стратегию доминирования и использовать беспорядки в арабском мире, направив их в нужное русло. Хамаду бин Халифа аль-Тани оказалось мало «дипломатической обороны», он увидел шанс сформировать удобную для него конфигурацию всего Ближневосточного региона.

Стимулируя процессы «арабской весны» и управляя ими, катарские власти преследовали несколько целей. Прежде всего эмирату нужно было ликвидировать несколько режимов, которые мешали Катару распространить свое влияние на весь Магриб. Речь о Египте и Ливии — двух ведущих светских режимах региона.

Так, с Хосни Мубараком отношения у эмира совсем не складывались. Египет — неформальный лидер арабского мира со времен Насера — был настолько недоволен амбициями Катара, что принципиально блокировал целый ряд инициатив эмирата в рамках Лиги арабских государств. Сложными были и личные отношения двух лидеров. Так, на последнем «дореволюционном» саммите ЛАГ в Дохе тогдашний глава Египта не выдержал и публично раскритиковал желание хозяина саммита играть чересчур активную роль в арабских делах. «Ты ведешь себя, как будто стоишь во главе великой державы, хотя все население твоего Катара можно разместить в каирской гостинице “Рамзес Хилтон”», — заявил Мубарак эмиру Хамаду.

Личное оскорбление эмиру нанес и Муаммар Каддафи. На саммите лиги в Сирте полковник панибратски обратился к эмиру с весьма обидными словами: «Брат мой, ты так разжирел, что напоминаешь бочку (игра слов — баррель нефти — это порядка 160 литров, а больной диабетом эмир Катара тогда весил около 160 килограммов. — «Эксперт») и уже не вмещаешь свой зад в шикарное золотое кресло».

Свержения Мубарака и Каддафи не только должны были стать личной местью эмира — уничтожение двух оплотов светского строя в регионе открыло путь для его исламизации. Не секрет, что Катар выступает за полную ликвидацию насеристского проекта (светских арабских националистических режимов) и замену их на умеренные исламистские режимы, с которыми эмиру куда проще договариваться. И не только эмиру — в деле свержения светских режимов Катар встретил полное понимание со стороны других монархий залива (всегда имевших сложные отношения с арабскими диктаторами) и прежде всего обрел поддержку Саудовской Аравии. (Пожилое руководство Королевства двух святынь не забыло, как националистические революции 1950–1960-х годов едва не перекинулись на их страну.)

Наконец, особые планы у эмира были еще на одного лидера насеристского лагеря — Сирию. Страна рассматривалась Катаром и другими государствами залива как основное поле, где можно нанести чувствительное поражение Ирану (более подробно об этом см. «Сирия не сдается» в «Эксперте» № 6 за 2012 г.). Помимо политических причин исключение Сирии из орбиты Ирана имеет для Катара и серьезное экономическое значение. Ликвидация Сирии как союзника Ирана поставит крест на планах строительства «Исламского потока» — газопровода, идущего из Ирана через Ирак в Сирию, — и позволит Катару реализовать свой трубопроводный проект. Сейчас же практически весь экспортируемый эмиратом газ идет через Ормузский пролив, который Иран может закрыть в любой момент. Из-за этих рисков эмирату, мечтающему о значительном увеличении поставок газа, будет крайне сложно заключать долгосрочные выгодные контракты. Поэтому в Дохе уже давно рассматривают строительство трубопроводов к средиземноморским портам. С учетом сложных отношений эмирата с Саудовской Аравией и шиитским Ираком остается лишь один путь — через Сирию.

Катар всемогущий

Наметив новую стратегию, эмир Хамад бросил все силы на ее реализацию — в результате Катар стал самым активным внешним участником «арабской весны». И на первый взгляд могло показаться, что он сумел достичь большинства поставленных целей.

Так, наиболее явно уши Дохи торчат из ливийских событий. Сначала «Аль-Джазира» раздула информацию о столкновениях в Восточной Ливии, а затем Катар и Саудовская Аравия заставили ЛАГ (лишившуюся лидера после свержения Мубарака) принять резолюцию против Каддафи. Эта резолюция не оставила ливийцам надежд на арабскую солидарность, смутила Россию и Китай (не решившихся тогда противопоставить свое вето воле членов лиги и вмешаться во внутриарабские разборки) и дала Европе политическое и идеологическое прикрытие для вторжения.

Деятельность эмирата по поддержке революции не ограничивалась лишь дипломатией. Катар предоставил ливийским повстанцам 400 млн долларов, оказал техническую помощь в экспорте углеводородов с контролируемых ими месторождений, организовал обучение ополченцев в лагерях в районе Бенгази и гор Нафуса, поставил оружие (включая бельгийские винтовки и противотанковые ракеты «Милан»). Катарские деньги сыграли ключевую роль в кампании — ходят слухи, что Катар также компенсировал европейской коалиции часть военных расходов, а в Доху ездили ливийские вожди и шейхи, которые пытались подороже продать свою поддержку. Помимо денег Катар помог ливийской революции своими солдатами. В конце октября 2011 года глава катарского генштаба генерал-майор Хамад бин али аль-Атыйя признал, что катарские спецподразделения «осуществляли операции по обучению и связи» в Ливии. Однако генерал недоговаривает — когда стало очевидно, что ополчение племен не в состоянии завоевать Триполи, катарцы вместе с Великобританией и Францией своими силами взяли ливийскую столицу. Не случайно после взятия Баб-аль-Азизии — столичной резиденции Муаммара Каддафи — над ней какое-то время реял не только флаг повстанцев, но и флаг Катара.

После свержения Каддафи некоторые ливийские лидеры стали высказываться против продолжения вмешательства Катара в дела страны. «Любой, кто хочет прийти к нам в дом, должен сначала постучать во входную дверь», — заявил в конце прошлого года министр по делам нефти и финансов Переходного национального совета Ливии Али Тархуни. Однако ливийцев никто не спрашивает — эмир Катара работает не с ливийскими властями, а с отдельными полевыми командирами, с которыми были установлены рабочие и даже личные отношения (не секрет, что один из лидеров ливийских повстанцев Мустафа Джалиль прилетел на первую встречу «Друзей Ливии» в Париж на личном самолете катарского эмира). По некоторым данным, благодаря этим личным отношениям катарский капитал проникает в ливийскую газовую индустрию и тем самым усиливает влияние Дохи на европейский рынок.

Менее заметным было влияние Катара на египетские события — основным вкладом эмира стали душещипательные репортажи «Аль-Джазиры», нагнетавшие напряжение. Активную работу в стране эмир начал уже после отставки Мубарака — его целью является скорейшая передача власти от хунты к исламистам. На последних у эмира неограниченное влияние благодаря тому, что в Дохе давно сидит Юсуф аль-Кардауи — духовный лидер египетских братьев-мусульман, чьи фетвы вполне в духе политики катарского МИДа. Для стимулирования скорейшего перехода власти Катар открыто поддержал египетских исламистов и пообещал новому правительству (когда таковое будет сформировано) 20 млрд долларов. Сравнительно невысокая цена за то, что крупнейшая страна арабского мира будет проводить нужную Катару внешнюю политику.

Активно Катар работает и в Сирии. Эмир Хамад первым из арабских лидеров отозвал посла из Дамаска, сейчас он активно финансирует сирийских боевиков, регулярно выступает с заявлениями о необходимости ввести в Сирию международный контингент для предотвращения убийств мирных жителей (успешность миссии Аннана он оценил в 3%). Поменять власть в Сирии у эмира пока не получается — когда больной очень хочет жить, медицина, как известно, бессильна, да и в сирийском обществе существует внутренний консенсус: режим Башара Асада, при всех его минусах, куда лучше, чем суннитские исламисты. И все же похвастаться подвижками на сирийском (а как следствие, и на иранском) направлении Катар уже может. Так, ему удалось оторвать от оси Тегеран—Дамаск боевиков из «Хамаса». А точнее, перекупить. Не секрет, что Иран в последнее время фактически содержал «Хамас», выделяя движению 250–300 млн долларов в год, однако в 2011-м, по некоторым данным, из Тегерана не пришло ни цента (не в последнюю очередь из-за отказа движения открыто и внятно поддержать Башара Асада). «Хамас» стал искать других спонсоров. Эмир сделал предложение, и в результате Халед Машаль и все политбюро в полном составе переехали из Дамаска в Доху. «Мы практически все покинули Сирию, потому что там мы не могли делать свою работу», — заявил зам Машаля Абу Марзук. И тут же он и другие лидеры «Хамаса» — как политические, так и военные из Газы — стали говорить о «поддержке сирийского народа». «Я приветствую все народы “арабской весны” или “исламской зимы”, и я приветствую героический сирийский народ, который борется за свободу, демократию и реформы», — заявил в каирской мечети один из лидеров «Хамаса» Исмаил Хания.

Зарвался

Казалось, сменой политики эмир вывел свою страну на новый этап развития, усилил ее политическую мощь, ликвидировал несколько основных врагов — однако в реальности он лишь подпортил отношения с другими силами, куда более могущественными. Причем как внешними, так и внутренними.

В частности, все больше политиков на Западе считают, что в Египте, и особенно в Ливии, катарский эмир ими попросту воспользовался. Европа и США ввязывались в обе эти авантюры не только по экономическим причинам, но и ради замены местных диктаторских режимов на либеральные и рукопожатные. На создание основы либерального режима — среднего класса — в том же Египте были потрачены годы усилий и миллионы долларов. Планировалось, что в операциях по смещению Каддафи и Мубарака Катар сыграет вспомогательную роль и получит соответственно небольшие дивиденды. Финансируемый Катаром приход к власти исламистов, с которыми договариваться будет куда сложнее, чем с проверенным Мубараком или понятным Каддафи, не входил в планы Европы и США (теперь американцам придется придумывать, как выстраивать отношения в треугольнике США — Израиль — исламистский Египет). Так же, как и проникновение катарского капитала в ливийский газовый сектор вызвало возмущение французов, которым повстанцами была обещана львиная доля этого сектора в обмен на выступление против Каддафи.

Обострились отношения у эмирата и с Саудовской Аравией — в частности, из-за гиперактивности Катара в Сирии. Эр-Рияд считает весь Левант и суннитскую часть Ирака своей песочницей и, видя, как Катар успешно обставил Европу в битве за Магриб, опасается, что эмират может подмять под себя и эту территорию. Кроме того, некоторые представители саудовской элиты призывают притормозить «арабскую весну». Они опасаются, что волнения перекинутся на их территорию, и это даст повод другим государствам вмешиваться во внутренние дела королевства. «Если чьи-то грязные иностранные пальцы будут лезть в наши дела, то мы их просто поотрубаем», — заявил министр иностранных дел Саудовской Аравии Сауд аль-Фейсал в ответ на международную критику жесткого подавления шиитских выступлений в Восточной провинции королевства.

Премьера Катара Хамада бин Джассем аль-Тани называют серым кардиналом эмиратаФото: East News

Однако куда более серьезную угрозу гиперактивность эмира породила внутри правящего класса самого Катара. Проводимая им политика усугубила уже существующий раскол, и сам эмир сейчас как никогда близок к тому, чтобы повторить судьбу своего отца. Далеко не всем в катарской элите нравились слишком дорогостоящие имиджевые проекты эмира. Так, по некоторым данным, колоссальные деньги были потрачены на то, чтобы на территории эмирата состоялся чемпионат мира по футболу 2022 года. Не случайно чиновники ФИФА, ратующие за развитие футбола во всем мире, до сих пор не могут толком объяснить, зачем на территории крошечного полуострова с населением менее 2 млн человек нужно 12 стадионов общей вместимостью 607 тыс. зрителей (эмир Хамад, правда, обещает, что после первенства часть стадионов разберут и отправят в бедные страны). Не могут они объяснить и того, как будет проводиться чемпионат летом в одной из самых жарких стран мира. Кроме того, на строительство инфраструктуры для футбольного первенства Катар планирует выделить 100 млрд долларов.

Новые расходы — масштабное финансирование революций (и, по всей видимости, еще более масштабное финансирование новых постреволюционных исламистских режимов, которые пока не способны сами зарабатывать), — в свою очередь, усугубили раскол в обществе.

Основным противником агрессивной политики эмира называют всемогущего премьера Хамада бин Джассем. Премьер, в частности, был категорически против признания Сирийского национального совета и поставок оружия сирийским боевикам и вообще против нагнетания напряжения возле границ эмирата. Ведь в случае большой войны в регионе, по расчетам аналитиков, завязанная на труде гастарбайтеров и экспорте газа экономика эмирата встанет уже через 8–10 часов. А Хамад бин Джассем — один из крупнейших катарских бизнесменов, его капитал составляет, по разным оценкам, от 15 до 20 млрд долларов (больше, чем у самого эмира).

Возможно, недовольство так бы и осталось недовольством — однако именно в этот самый момент семья эмира решила раз и навсегда разобраться со всемогущим премьером, который, по их мнению, подмял под себя слишком много. Отчасти виноват в этом эмир Хамад: сразу после переворота он в благодарность за помощь не только сделал Хамада бин Джассем премьером, но и передал под его управление Катарский инвестиционный фонд. И по слухам, премьер совершал на деньги этого фонда (то есть на деньги эмира) весьма сомнительные сделки с большими откатами. То есть открыто грабил самого эмира. И поскольку сейчас эмир тяжело болен (весной 2011 года он решился на липосакцию — избавился от 40 килограммов веса, что весьма негативно отразилось на его здоровье), его наследник принц Тамим бин Хамад аль-Тани делает все, чтобы ликвидировать в стране альтернативные центры силы. Сам премьер хоть и относится к династии аль-Тани, но на престол претендовать не может, однако он может выдвинуть «технического» претендента из тех, кто имеет права на престол. Дополнительную интригу придает то, что, по некоторым данным, премьер связан с Саудовской Аравией, мечтающей посадить на престол эмирата человека, похожего скорее на эмира Халифу, чем на эмира Хамада (а принц Тамим наверняка продолжит политику отца).

Недавняя попытка государственного переворота — неважно, кто стоял за его организацией, — стала последним предупреждением эмиру: его призывают умерить аппетиты и перевести ресурсы с внешней экспансии на достижение внутреннего консенсуса. Информации о самом неудавшемся перевороте мало — известно лишь, что эмирский дворец штурмовали подразделения гвардии, и ситуацию спасли только спешно переброшенные части американского спецназа с территории базы аль-Удейд. Аналитики предупреждают: если эмир не внемлет предупреждению, его противники могут воспользоваться «пятыми колоннами» в катарском обществе, чтобы раскачать ситуацию в эмирате. Так, в стране значительная часть шиитского населения. В политике и военной карьере для них существует «стеклянный потолок», поэтому местные шииты занимаются в основном бизнесом (так, один из них владеет вторым по величине банком Катара). Однако они политически активны — когда Саудовская Аравия при поддержке Катара и других государств залива вводила войска в Бахрейн, катарские шииты устроили несколько забастовок.

Еще одним потенциальным источником беспорядков могут быть гастарбайтеры, составляющие, как было сказано, 80% населения эмирата. При этом число трудовых мигрантов из Индии (500 тыс. человек) чуть не вдвое превышает число катарских граждан. Живут гастарбайтеры без прав, на нищенскую зарплату, подвергаются всяческим унижениям. Вряд ли на фоне демократических поветрий в регионе потребуется много усилий для того, чтобы поднять этих людей на борьбу за свои права

expert.ru

Опубликовано на сайте: 2012-05-03